Институт

— Хватит стучать зубами, — сказала Глэдис. — Это отвратительный звук. — Она толкала инвалидное кресло, в котором он сидел, и ее улыбка где-то потерялась. Слухи о том, что натворил этот маленький засранец, распространились повсюду, и, как и все остальные сотрудники Института, она была в ужасе и останется в таком состоянии до тех пор, пока Люка Эллиса не притащат обратно, и все они не смогут выдохнуть с облегчением.

— Н-н-н-ни чем не могу п-п-помочь, — сказал Эйвери. — Мне оч-ч-чень х-х-холодно.

— Думаешь, мне есть до этого дело? — Повышенный голос Глэдис эхом отразился от кафельных стен. — Ты хоть представляешь, что натворил? Ты вообще, о чем-нибудь думаешь?

Эйвери думал. На самом деле, у него было много мыслей, некоторые из них принадлежали Глэдис (ее страх был подобен белке, бегущей в колесе прямо в середине ее головы), некоторые были его собственными.

Как только они вошли в дверь с табличкой ТОЛЬКО ДЛЯ УПОЛНОМОЧЕННЫХ ЛИЦ, стало немного теплее, а в обшарпанном коридоре, где их ожидала доктор Джеймс (ее белый халат был застегнут неправильно, волосы растрепаны, на лице застыла большая глупая улыбка), стало еще теплее.

Дрожь Эйвери начала сходить на нет, потом прекратилась, но цветные Огни Штази вернулись. Это было хорошо, потому что он мог заставить их уйти в любое время, когда захочет. Зик чуть не убил его в том баке. На самом деле, прежде чем Эйвери полностью потерял сознание, он думал, что уже мертв. Но бак еще и изменил в нем кое-что. Он понимал, что так случается с некоторыми детьми, которые в него попадают, но думал, что с ним все гораздо серьезнее. И прибавка ТК к ТП — наименьшее из произошедших изменений. Глэдис страшно боялась того, что может случиться из-за Люка, но у Эйвери мелькнула мысль, что он, Эйвери, мог бы напугать ее этим изменением до усрачки, если бы захотел.

Но сейчас еще было не время.

— Привет, молодой человек! — Воскликнула доктор Джеймс. Она говорила, как политик в телевизионной рекламе, и ее мысли летали вокруг, как обрывки бумаги, подхваченные сильным ветром.

С ней действительно что-то не так, — подумал Эйвери. — Это похоже на радиационное отравление, только в мозгу, а не в костях.

— Привет, — сказал Эйвери.

Доктор Джекл откинула голову назад и рассмеялась так, словно этот Привет был кульминацией самой смешной шутки, которую она когда-либо слышала.

— Мы не ждали вас так скоро, но добро пожаловать, добро пожаловать! Некоторые из ваших друзей здесь!

Я знаю, — подумал Эйвери, — и не могу дождаться, когда с ними встречусь. И я думаю, они будут рады меня видеть.

— Но для начала нам нужно снять с тебя эту мокрую одежду. — Она бросила на Глэдис укоризненный взгляд, но та была занята тем, что чесала руки, пытаясь избавиться от зуда, бегущего по коже (или под ней). Удачи тебе в этом нелегком деле, — подумал Эйвери.

— Я попрошу Генри отвести тебя в твою комнату. У нас тут хорошие надзиратели. Ты можешь идти самостоятельно?

— Да.

Доктор Джекл снова засмеялась, запрокинув голову и прижав руки к горлу. Эйвери выбрался из инвалидного кресла и окинул Глэдис долгим оценивающим взглядом. Она перестала чесаться и теперь вся дрожала. Не потому, что промокла, и не потому, что ей было холодно. Это все из-за него. Она чувствовала его мощь, и ей это не нравилось.

Эйвери об этом знал. И это было прекрасно.

8

Поскольку в берлоге Мистера Джексона не было второго стула, Тим принес его из приемной. Он подумал, не поставить ли стул прямо перед мальчиком, но потом решил, что это будет слишком похоже на обстановку в полицейской комнате для допросов. Вместо этого он поставил Ла-Зи-бой[184] с боку, сев рядом с парнем, как вы, может быть, сели бы рядом с другом, чтобы посмотреть любимое телешоу. Только плоский экран Мистера Джексона был темен.

— Значит, Люк, — сказал он. — По словам Энни, тебя похитили, но знаешь, Энни не всегда… скажем так, балансирует на бревне.

— Она на бревне, — сказал Люк.

— Ладно. Похитили откуда?

— Миннеаполис. Они вырубили меня. И они убили моих родителей. — Он провел рукой по глазам.

— Эти похитители увезли тебя из Миннеаполиса в Мэн. Как они это сделали?

— Даже не знаю. Я был без сознания. Наверное, на самолете. Я действительно из Миннеаполиса. Вы можете проверить это, все, что вам нужно сделать, это позвонить в мою школу. Она называется Бродерикская школа для особенных детей.

— Полагаю, ты учился там, потому что был умным мальчиком.

— Да, конечно, — сказал Люк без гордости в голосе. — Я умный мальчик. А сейчас я очень голодный мальчик. Я уже пару дней ничего не ела, кроме печенья с колбасой и фруктового пирога. Думаю да, пару дней. Я вроде как немного потерял счет времени. Мне их дал человек по имени Мэтти.

— И больше ничего?

— Кусочек пончика, — сказал Люк. — Он был очень небольшой.

— Господи, давай организуем тебе что-нибудь поесть.