Институт

Пока они добирались до Бофорта, в салоне фургона царила тишина. Доктор Эванс попытался было завести разговор, желая, чтобы они знали, что он был невиновной стороной. Тим сказал ему, что у него есть выбор: либо заткнуться и принять пару таблеток Оксикодона, которые дал доктор Роупер, либо продолжать говорить и терпеть боль в раненой ноге. Эванс предпочел молчание и таблетки. В маленькой коричневой бутылочке было еще несколько. Тим предложил одну Миссис Сигсби, и та проглотила ее, не потрудившись поблагодарить.

Тим хотел тишины для Люка, который теперь был мозгом операции. Он знал, что большинство людей сочли бы его сумасшедшим за то, что он позволил двенадцатилетнему мальчику разрабатывать стратегию, направленную на спасение детей в том туннеле, без вреда для себя, но он заметил, что Венди тоже молчит. Она и Тим знали, что сделал Люк, чтобы попасть сюда, они видели его в действии, и они все понимали.

Что же это было за понимание? Ну, кроме того, что у него были стальные яйца, ребенок также оказался подлинным гением. Эти Институтские головорезы взяли его, чтобы воспользоваться его талантом, который был (по крайней мере, до его усиления) немного больше, чем салонный трюк. Они считали его гениальность простым дополнением к тому, что им действительно было нужно, что делало их браконьерами, готовыми убить двенадцатитысячефунтового слона, чтобы получить девяносто фунтов слоновой кости.

Тим сомневался, что Эванс способен оценить иронию, но догадывался, что Сигсби может… если она когда-нибудь и допускала мысль о провале, то вряд ли могла предположить, что тайная операция, длившаяся десятилетиями, будет сорвана тем, что они считали таким ненужным, — грозным интеллектом этого ребенка.

2

Около девяти часов, сразу после пересечения границы города Бофорт, Люк попросил Тима найти мотель.

— Только не останавливайся спереди. Объедь сзади.

На Бордер-стрит стоял Эконо-Лодж[220], его задняя стоянка была затенена магнолиями. Тим припарковался у забора и заглушил двигатель.

— Здесь вы нас покинете, офицер Венди, — сказал Люк.

— Тим? — Спросила Венди. — О чем он говорит?

— Что ты сейчас одна пойдешь бронировать номер, и он прав, — сказал Тим. — Ты остаешься здесь, а мы уезжаем.

— Мы подождем, пока ты получишь ключ, — сказал Люк. — И принеси мне немного бумаги. У тебя есть ручка?

— Конечно, и у меня есть записная книжка. — Она похлопала по переднему карману форменных брюк. — Но…

— Я объясню все, что смогу, когда ты вернешься, но пока все сводится к тому, что ты наш страховой полис.

Миссис Сигсби обратилась к Тиму впервые с тех пор, как они отъехали от салона красоты.

— То, через что прошел этот мальчик, свело его с ума, и ты станешь сумасшедшим, слушая то, что он говорит. Самое лучшее, что вы трое можете сделать, это оставить нас с доктором Эвансом здесь и сбежать.

— Что означало бы оставить моих друзей умирать, — сказал Люк.

Миссис Сигсби улыбнулась.

— Подумай, Люк. Что они вообще для тебя сделали?

— Ты не поймешь, — сказал Люк. — Ни за что на свете.

— Давай, Венди, — сказал Тим. Он взял ее руку и сжал. — Сними комнату, а потом возвращайся к нам.

Она с сомнением посмотрела на него, но передала ему Глок, вышла из фургона и направилась на рецепшн.

Доктор Эванс сказал:

— Я хочу подчеркнуть, что я был здесь по…

— Да, по принуждению, — ответил Тим. — Это мы поняли. А теперь заткнись.

— Мы можем выйти? — Спросил Люк. — Я хочу поговорить с тобой без неё… — Он кивнул на Миссис Сигсби.

— Конечно же, можем. — Тим открыл и пассажирскую дверь, и раздвижную, затем встал у забора, отделяющего мотель от закрытого автосалона по соседству. Люк к нему присоединился. С того места, где стоял Тим, он мог видеть обоих их невольных пассажиров и мог остановить, если бы кто-нибудь из них решил предпринять попытку к побегу. Он не думал, что такое возможно, учитывая, что одна была ранена в бедро, а другой — в ступню.

— Что? — Спросил Тим.

— Ты играешь в шахматы?

— Я знаю эту игру, но никогда не был в ней силен.

— Понятно, — ответил Люк. Он говорил тихо. — Сейчас я играю с ним. Стэкхаусом. Ты это понимаешь?

— Думаю, что да.

— Пытаюсь продумать на три хода вперед, плюс предположить его дальнейшие ходы.

Тим кивнул.

— В шахматах время не является основным фактором, только если ты не играешь в быстрые шахматы, такая игра тоже есть. Мы должны добраться отсюда до аэродрома, где нас ждет самолет. Потом куда-то в Преск-Айл, где базируется самолет. Оттуда в Институт. Я не думаю, что мы успеем до двух часов ночи. Пока понятно?

Тим прокрутил это в голове и кивнул.

— Может быть, и чуть позже, но скажем, где-то в два.

— Это дает моим друзьям пять часов, чтобы предпринять что-то самим, но это также дает Стэкхаусу пять часов, чтобы переосмыслить свою позицию и изменить свое мнение. Чтобы отравить этих детей и просто сбежать. Я сказал ему, что его фотография будет в каждом аэропорту, и, я думаю, он на это купится, потому что где-то в интернете должны быть его фотографии. Многие сотрудники Института — бывшие военные. Наверное, и он тоже.