Интернатские. Мстители. Любовь и дети Ханум

людей скрозь вижу, как облупленных, с первого взгляда.

– Да вы успокойтесь, Николай Захарович! Я – самая обыкновенная шофёрка, как меня тут называют, – видя, как дрожащими от волнения руками гость с трудом удерживает бокал с расплёскивающимся коньяком, ласково произнесла хозяйка.

– Нет! Добрая ты, Тамара, душа, и всё тут. Вот моя первая жена, которая не вовремя померла, тоже была сначала красавица – все вокруг мужики мне завидовали. Потом почему-то быстро высохла, как былинка на ветру… и пацанов, таких способных, не успела довести до кондиции, то бишь, до ума. Теперь, как видишь…

Он запнулся, утеряв нить собственных рассуждений. И, махнув на дальнейшие потуги в красноречии рукой, провозгласил просто, как умел:

– За женщин, дай им Бог здоровья, которые, не глядя ни на что, даже в одиночку, живут только ради детей! За тебя, Тамара!

Чокнувшись с хозяйкой, Николай Захарович встал и, стоя, браво осушил свой бокал. То же самое, но без малейшей рисовки, сидя, откинувшись на спинку мягкого гарнитурного стула и закрыв глаза, сделала и Тамара. Вслепую нащупав на столе плитку шоколада, отломила кусочек и молча, не открывая глаз, задумчиво жевала. Грудь её соблазнительно вздымалась под тонкой шёлковой материей идеально сидящего на ней яркого национального платья. Дышала она медленно и глубоко, но как-то неровно, судорожно вбирая в себя воздух. Чувствовалось – женщина взволнована какими-то воспоминаниями или только что возникшими потаёнными мыслями.

Глядя на неё как заворожённый, гость, считая себя знатоком женской души, склонен был всё же отнести задумчивое волнение хозяйки не к каким-то там её воспоминаниям, а именно к потаённым мыслям, и, скорее всего, мыслям по его, Сухорукова, душу. А раз так, то возникли эти мысли наверняка не только что, а раньше… иначе, с чего это вдруг ей стукнуло в голову пригласить здорового, не старого ещё мужчину один на один в гости? Ведь и ехать ему сюда к ней не ближний свет – сотню с гаком вёрст. На такое расстояние за просто так, вхолостую, не ездят даже по приглашению. И какой иначе смысл вообще был бы в этом интимном, без свидетелей, да ещё с хорошей выпивкой, застолье?

Когда её красиво очерченные дорогой помадой немного пухлые губы, слегка подрагивая, чуть приоткрылись, словно призывая к страстному поцелую, у Николая Захаровича потемнело в глазах от напряжения. Один Бог ведает, каких трудов стоило ему удержаться сейчас, не потерять контроль над собой и не натворить глупостей – не заключить хозяйку в объятия и не прильнуть, хоть на секунду, к таким притягательным устам. Но, даже не чувство благоразумия, а, скорее, какой-то незримый барьер, исходящая от хозяйки внутренняя сила и явно ощутимое её всестороннее превосходство остудили порыв гостя, которого ещё и обволокла, ни с того, ни с сего, какая-то непонятная кратковременная слабость, особенно – в ногах. Может быть – и во спасение…

Единственное, на что хватило его душевных и физических сил в настоящий момент, – это ещё раз наполнить бокалы.

От лёгкого звона стекла и булькающего звука льющейся из бутылки жидкости Тамара очнулась, открыла глаза и смущённо улыбнулась:

– Извините, Николай Захарович, немного задумалась…

– Ну, коль мысли приятные, почему бы и не задуматься, – игриво подмигнул гость. – У такой красавицы и мысли могут быть только красивые!

– Да, уж…

– Ну, тогда – за красивые мысли красивых женщин!

Выпили. И опять до дна.

– Ой, Николай Захарович, простите, совсем, наверное, уморила вас голодом, хозяйка, тоже мне! Не пора ли горяченького? Как же мужчину, да без мясного угощать? Соловья ведь, говорят, баснями не кормят. Погодите, я мигом!..

Выставив на стол ещё пару красивых бутылок, Тамара спешно удалилась на кухню, где заранее было наготовлено всё для приличного званого обеда, в обычных условиях нередко плавно переходящего в ужин.

А пока она отсутствовала, гость с восторгом и уважением рассматривая уютную и далеко не бедную обстановку комнаты, размышлял примерно так: «Молодец баба! Как живёт-то, а? Да ещё одна, без мужика-кормильца. И ведь не только красивая, хозяйственная женщина и хорошая мать, но ещё и умница – как правильно понимает истину, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок!..»

Тем временем на столе одно за другим, теснясь, выстраивались блюда, подобные которым Сухорукову доводилось видеть наяву лишь по большим праздникам, да и то не по всем, а только когда его, изредка, приглашали в приличные дома. В основном – как лучшего в районе специалиста по ремонту и регулировке «волговских» двигателей. А на «волгах», как известно, беднота и мелкота в нашей советской стране не ездят.

Почувствовав особенно сильное после принятия спиртного желание курить и вынув из кармана толстенькую красную пачку сигарет «Спорт», он испросил у хлопотавшей вокруг стола хозяки разрешение «подымить». Тамара, к его удивлению, в ответ тоже попросила:

– А можно, Николай Захарович, и я с вами?

– Конечно! – Сухоруков с готовностью протянул ей пачку.

Но она уже доставала из серванта белый картонный блок с большими буквами «ВТ» на нём: