Интернатские. Сентиментальность в бою неуместна

Жила эта немолодая супружеская пара уже много-много лет душа в душу, и за те долгие совместные годы полурусская-полутатарка бабушка Ася абсолютно «обузбечилась» – язык знала и почитала как родной, в обыденной жизни носила исключительно узбекскую национальную одежду, чувствуя себя в ней комфортнее некуда, обожала местную кухню и прекрасно готовила любые народные блюда, особенно вкусно заваривая предпочитаемый азиатами и так понравившийся северянам Илюхе с Колюхой зелёный чай, и выпекая в тандыре во дворе удивительно аппетитные мягкие пресные лепёшки, повседневно употребляемые счастливчиками-узбеками как обыкновенный хлеб, и которые можно есть, есть и есть даже без всего остального. Но хотя бабушка Ася стряпала, пекла, варила и жарила так, что пальчики оближешь (а своих гостей Сухоруковых вообще потчевала как никого и никогда), всё же наиболее серьёзные, классические блюда – плов и шашлык дедушка Закир в своём доме традиционно готовил исключительно сам. И всегда превращал это действо в своеобразный ритуал, начиная от подготовки дров и угля к казану или мангалу, и заканчивая торжественной подачей чудес кулинарии на стол.

Дедушка Закир же и поддержал Сухоруковых финансово, так как в пылу их восторгов от славного города Ташкента выданные им перед отъездом Марией на всё про всё тридцать рублей иссякли уже к концу второго дня. И, кроме ежедневной десятирублёвой дотации, выделил им для лучшей

ориентировки в городе на все дни прогулок ещё и гида-провожатого – одного из своих многочисленных племянников студента Абдуллу, знавшего современную центральную часть Ташкента как свои пять пальцев. А вот в той огромной окраинной части, которая, несмотря на поражающие воображение перемены, происшедшие в ней во второй половине двадцатого века (особенно в результате грандиозных стоительно-восстановительных работ после ужасного землетрясения 1966 года), и по сей день зовётся по привычке «старым городом», Абдулла ориентировался не очень хорошо. Да иное и вряд ли было возможно, настолько велика, сложна и трудно постижима для непосвящённого была эта часть.

В «старом городе» при желании и имея даже не самые большие деньги можно было быстро и без большого труда найти всё что угодно – вплоть до самых изощрённых удовольствий. Но и легко можно было вдруг неожиданно, без какого-либо своего на то согласия, навсегда и бесследно исчезнуть, как сквозь землю провалиться, будто тебя никогда и на свете не было. Можно было воспользоваться величайшим, обычным для этих мест гостеприимством, или же, совсем наоборот – получить где-нибудь в тёмном углу острый нож в бок, при этом будучи ещё и безжалостно ограбленным до нитки. Нередко скрываемая от посторонних глаз глухими заборами и прочными стенами потрясающая воображение роскошь граничила здесь с не менее потрясающей нищетой. Например, на фоне стоявших у резных красного дерева ворот новеньких легковых автомобилей с сиденьями, покрытыми редкой красоты персидскими коврами, частенько можно было видеть играющих в пыли у обочины дороги грязных босых детишек, вряд ли знавших, что такое настоящая сытость. Либо – таких же ребятишек разного пола, выполнявших далеко не детскую работу. За какое вознаграждение, если оно было – история умалчивает.

Короче говоря, как и влюбом великом городе мира, разительных контрастов в «старом» Ташкенте было хоть отбавляй. И путешественников из других краёв и стран во все времена тянуло сюда неудержимо:

рискованно, не всегда комфортно, но – как интересно!

По всему по этому, честный ташкентец Абдулла, по примеру прочих своих земляков, родившихся и выросших не в самых глубинах «старого города», а на его стыке с «новым», и не рекомендовал приезжим забредать сюда в одиночку. Да и сам не очень стремился. Но не то чтобы он здесь чего-то или кого-то очень уж опасался, тем более днём. Просто заблудиться тут было проще простого, а выбраться, наоборот – сложнее сложного, особенно когда стемнеет.

Конечно же, местные жители всегда с удовольствием подсказывали, как лучше выбраться в «новый» город, но и эта доброжелательная подсказка часто бывала трудновыполнима. Ведь – то, что предельно ясно и понятно для них, не местному тяжеловато даже элементарно запомнить. В итоге многочисленные узкие кривые улочки, каждая из которых имела невероятное множество таких же узких и кривых ответвлений-тупиков с бесконечными глухими заборами, могли так измотать незадачливого путешественника, что в следующий раз забрести сюда без местного провожатого мало кто решался.

Глава 14. ПОСЛЕ ДОЖДИЧКА В ЧЕТВЕРГ…

(экспресс-любовь на свежем воздухе)

Будучи, как говорилось в начале нашего повествования, натурой бесшабашной, Николай Захарович Сухоруков неосмотрительно пренебрёг предостережением Абдуллы относительно лабиринтов «старого города», и однажды, чего вполне следовало ожидать, потерялся в них. Причём, надолго – почти на двое суток.