Интернатские. Сентиментальность в бою неуместна

– Ну, мы с корешами решили проявить человечность, помочь женщине в беде, скинулись, и дали ей взаймы. А в знак благодарности она, шибко при этом стесняясь, предложила ублажить нас всех троих сразу, да с особой лаской. Мы, конечно, не будь дураками, согласились. Прикупили выпивки и вместе с ней – в кусты. Баба в этом деле сноровистой и горячей оказалась, просто зверь – не зря, значит, болтала про особую ласку. Да ты ж кой чего сейчас успел, вроде, подсмотреть. И сам, говоришь, на днях отпробовал. А денежки вот… судя по твоему рассказу, тоже, получается, как и у тебя, плакали.

– Не зверь эта сука стебанутая, а хуже – змеюка она подколодная! Убивать таких стервов надо без жалости. – Сухоруков, вне себя от

негодования, со всей серьёзностью собрался тут же пойти и прикончить аферистку.

– Вот за это давай по-нашему, по-флотски, дорбалызнем ещё по одной и пойдём, угрохаем эту… – «флотский» волжанин так же, как и Сухоруков, всё менее твёрдо и говорил, и держался на ногах.

Как они друг с другом расстались, Николай Захарович не помнил. Каким-то чудом, как говорят в таких случаях – «на автопилоте», он нашёл обратную дорогу и почти совсем уже добрался до дома своей двоюродной тётки Аси.

Захотелось курить. В полубессознательном состоянии, с трудом удерживаясь в вертикальном положении, он сунул в рот сигаретину «Спорт», похлопал ладонями по карманам рубашки и брюк, и, не обнаружив в них спичек, неуверенной походкой двинулся в сторону трамвайной остановки, чтобы попросить прикурить у группы развязно и громко матерившихся, таких же как и он нетрезвых молодых людей.

В этот самый момент его и узрели Илюха с Колюхой, тут же направившиеся навстречу отцу, чтобы, невзирая ни на какое его возможное сопротивление, отвести домой.

Один из участников, похоже – лидер группы матерившихся, к которым подошёл прикурить отец, чем-то сразу не понравился Илюхе с Колюхой, с первого же взгляда вызвав у них ощущение опасности. Это был самый высокий среди всех, с чёрными, буквально смоляными кудрявыми лохмами на голове, с блестевшими металлическими зубами, неопрятно, хотя и модно одетый в дорогую рубашку с засученными рукавами и очень узкие брюки-дудочки, с брезгливо-пренебрежительным выражением лица прожжённый хулиган-стиляга, от которого в любую минуту жди какой-нибудь пакости.

И пакость не заставила себя ждать. Пока Сухоруков-старший, нагнувшись к поданной ему одним из дружков лохматого зажжённой спичке, пытался прикурить, лохматый, зайдя сначала с одного боку, затем – с другого, явно начал примериваться для удара.

Сердца Илюхи с Колюхой сжались в комок. В один голос, хором, они во всю силу своих лёгких отчаянно крикнули:

– Па-а-п!!!

Но звук их голосов тут же заглушил проезжавший мимо без остановки пустой трамвай. И в этот момент лохматый нанёс удар. К счастью, Сухоруков отлетел не под колёса движущегося трамвая, а – в противоположную сторону. Прохожие помогли ему подняться, отряхнули. Кто-то дал носовой платок, чтобы он мог утереть кровь из-под разбитого носа.

Осмотревшись полуотрезвевшим от крепкого удара взглядом вокруг, Николай Захарович заметил, что группа хулиганов во главе с лохматым сразу же после нападения на него с места происшествия поспешила удалиться, повёл плечами и сжал руки в кулаки:

– Смылись, с-суки! А то б я их, бляха-муха, уделал по-нашему, по-флотски! Особенно этого пропидора лохматого… в рот ему якорь от подводной лодки…

Донельзя расстроенные происходящим Илюха с Колюхой, кратко посовещавшись, приняли решение: один из них, скажем, Илюха, остаётся с отцом и, по мере сил удерживая его от любых попыток найти себе какие-нибудь новые приключения, потихоньку продвигается вместе с ним к дому. А второй, Колюха, со всех ног бежит за помощью домой и ведёт сюда дедушку Закира или бабушку Асю.