План разумный. Но… преследовавшее Николая Захаровича в последние дни прямо фатальное невезение опять оказалось тут как тут. Кто-то из добропорядочных граждан – свидетелей только что совершённого злостного хулиганства, действуя из лучших, разумеется, побуждений, позвонил в милицию. Патрульный наряд на место происшествия прибыл, как часто бывает, «к шапочному разбору», то есть, когда ловить здесь было уже некого – хулиганы благополучно растворились в пространстве. А поскольку «брать» их по горячему следу было теперь проблематично, то и в милицейский участок повезли, само собой, конечно же – потерпевшего Николая Захаровича, а заодно и вцепившегося мёртвой хваткой в отца Илюху, «Бог с ним, как свидетеля». Но, чтобы не подумал читатель о нашей народной милиции, не приведи, Господь, плохо, поясним: доставили именно жертву преступления в участок не потому, что милиция не хочет или не умеет работать, и будто бы вздумала отыграться на том, кто скорее и легче других попал в её руки. А – лишь затем, чтобы сначала принять от потерпевшего официальное заявление по всей форме, потом сразу же получить от него подробные показания для занесения их в соответствующий протокол. И далее – оперативным путём вычислить и изловить преступников для передачи их в распоряжение следствия, далее – прокурору для утверждения обвинительного заключения, и, наконец – в руки неподкупного советского правосудия для определения суровой, но справедливой меры наказания. Только и всего.
Правильно, конечно, и придраться тут не к чему. Но легче ли от этого одному из сыновей Николая Захаровича Колюхе, задыхавшемуся в беготне поисков помощи, а также старикам – бабушке Асе и дедушке Закиру, которые, бросив домашние дела, в том числе и хлопоты по подготовке достойных проводов гостей, бегом помчались к трамвайной остановке, где всё произошло, и не обнаружили там не только кого искали – беспутного гуляку Сухорукова-старшего, но и сопровождавшего его Илюху.
Однако, как бы то ни было, а всё хорошо, что хорошо кончается – поздним вечером Николая Захаровича из участка, после выполнения всех формальных процедур, отпустили и даже любезно доставили вместе с Илюхой на служебном милицейском мотоцикле с коляской прямо к дому. И хотя все участники событий оказались, наконец, в сборе, общее настроение было на сегодня безнадёжно испорчено, потому прощальное торжество логично пришлось отложить на завтра, то есть на день отъезда. Это было приемлемо, поскольку езды до их городка от Ташкента – не более часа-полутора, и отбытие одним из вечерних автобусных рейсов удобно вписывалось в ситуацию.
Поздним утром, практически это можно назвать уже ранним обедом,
когда в компании нескольких родственников пришёл Абдулла и все чинно,
как принято на торжественных встречно-прощальных мероприятиях, расселись на скамьях вокруг большого стола во дворе под сенью виноградных лоз, усеянных налитыми гроздьями спелых ягод, Сухоруковы от души, до отвала угостились вкуснейшим, таявшим во рту сочным шашлыком, изготовленным из купленного вчера на Алайском рынке барашка, а также, в обычное у ташкентцев дополнение к основному блюду, огромным разнообразием других яств, которыми щедра узбекская кухня. Долго, не спеша пили чай, опять ели… – скоро ли ещё повторится подобное?
Когда настал час прощания, мало кто мог удержать слёзы, даже – глава семейства и хозяин этого застолья дедушка Закир. Николай Захарович в очередной, двадцатый или тридцатый раз просил у стариков прощения за свою непутёвость. Илюха и Колюха активно менялись почтовыми адресами для будущей переписки с Абдуллой и прочей близкой им по возрасту роднёй. А за воротами призывно сигналило вызванное и оплаченное дедушкой Закиром такси, чтобы везти Сухоруковых на автовокзал.
На этом первое знакомство близнецов с отныне любимейшим их городом Ташкентом, как это ни грустно, завершилось.
(реквием любви)
Всю дорогу до своего городка трое Сухоруковых ехали молча. Илюха с Колюхой грустили из-за расставания с городом-праздником и в преддверии предстоящей безжеланной встречи с мачехой. Заняли они эти час с лишним езды в душном переполненном автобусе «ЛиАЗ» в основном разглядыванием в окно хлопковых полей и близлежащих кишлаков.
А их родитель Николай Захарович посвятил своё молчание другому, более сложному и тревожному. Похоже, – с заунывной тоской обречённо думал он, – начинается, или, вернее, уже началась и необратимо набирает силу расплата перед Богом, если он есть, или перед другим каким-то высшим судьёй за его, Сухорукова, беспутство в отношениях с женским полом. И, если так пойдёт и дальше, то весь остаток своего жизненного пути именно женщинами он и будет за свою грешность наказываться. Чем дальше – тем жесточее.