Интернатские. Сентиментальность в бою неуместна

– В рот тебе авианосец, Порфирьич! – восторженно хлопнув, чуть не уроня тем самым на пол (а то и душу мог вышибить в порыве чувств), тщедушного очкарика по плечу так, что тот захлебнулся выпиваемой в этот момент какой-то жидкостью вроде ягодного морса, и не обращая внимания на его беспомощные попытки отдышаться, воскликнул Сухоруков. – Это ж то, что надо! В бабе, ведь, главное что? Чтоб на мужиков всяческих зазря зенки не пялила. И без детей – тоже подходяще. Чужих мне что-т не очень охота кормить. А надо будет, ежли ей приспичит родить – сварганим в два счёта по-нашему, по-флотски! Хрен с ним, прибавится ещё рот, зато – свой.

– Но она и вас, уважаемый Николай Захарович, может, с большой степенью вероятности, проигнорировать, если должным образом не подготовиться к знакомству с ней, – кое-как откашлявшись, перевёл, наконец, дух ревизор. – И вовсе не потому, что вы слабый претендент (при этом он, морщась, потёр плечо). Просто у неё жизненная установка какая-то не совсем понятная. Мужчины и дети в её сознании – как враги народа. А баба сама по себе хороша. Ой, как хороша! Хоть и смурная всё время, без настроения, а и я, старый да больной, не отказался бы провести с такой ночку-другую, опосля чего и помирать не страшно было б.

Николаево нутро от таких высказываний многоопытного грамотного человека прошибла возбуждающая дрожь, и он, не мешкая, решил брать быка за рога – довести столь волнительную и пользительную беседу до логического конца сегодня же, сейчас же. И, сразу же после добычи из домашнего тайника ещё одной, запасной, бутылки, беседа была плодотворно продолжена.

– И что, Порфирьич, никакой, говоришь, справы на таких баб-недотрог нету, которые от мужиков как от чумы шарахаются? – подлил он гостю очередную стограммовую порцию водки.

– Вот если сваху хорошую подключить…

– А где её взять, опытную да умелую? Из здешних хрен кто пойдёт за меня стараться, в рот им катамаран японский…

– Есть у нас под Красноярском бабулечки – божьи одуванчики, которые своё уже отжили, но людям помогают по мере возможности. Так некоторые из них хоть за чёрта лысого любую раскрасавицу сосватать в силах. Приворожить при необходимости могут так, что сохнуть по тебе начинает женщина как лист осенний, и белый свет ей без тебя не мил становится.

– А как это пошустрее спроворить, а, Порфирьич? Не обижу, любой магарыч поставлю, какой только пожелаешь!

– Магарыч – дело нехитрое, – продолжал растирание ушибленного плеча ревизор, – всегда успеется, а вот результата нужного добиться… это, брат вы мой, Николай Захарович, сложнее. Хотя, где наша не пропадала! Вы можете хотя бы на недельку съездить ко мне в гости? Там бы всё и обтяпали.

– Запросто!

– Уж больно мальцы у вас, Николай Захарович, симпатичные. Поди-ка, тяжело им без мамки… Тут сам Бог велит помочь. Ну, так что, едем?

– Я же сказал… вот, закончишь свою ревизию, так вместе и рванём.

Собеседники, как издревле принято на Руси при заключении важных соглашений, «ударили по рукам и раздавили магарыч», то есть, не разжимая крепкого мужского рукопожатия осушили по очередному стакану водки. А через несколько дней, оставив детей и хозяйство на попечение своей тёщи – бабушки его сыновей-близнецов, Сухоруков в компании старенького ревизора – своего нового друга и благодетеля, отправился свататься. За ту неделю, что он гостил у ревизора, местные старухи-свахи неизвестно каким образом сумели не только свести и познакомить его с проживающей в одном из городов-спутников Красноярска искомой дамой сердца, но и уговорить неприступную неутешную вдову Марию пойти за него замуж.

Мария и сама не могла понять, почему так легко позволила себя сосватать. Да ещё за кого… за самонадеянного, не слишком блещущего, в отличие от её покойного мужа Виктора, умом и воспитанием заморыша с таким балластом, как двое малолетних детей. Странно… может быть, верх здесь одержала природа: в течение уже стольких лет, несмотря на неприятие даже мысли о рождении детей, организм её всё-таки цепко держал в памяти то наслаждение, которое хоть и совсем немного, но перепало ей в жизни именно в процессе, при котором происходит зачатие. И досталась эта толика наслаждения не просто от мужчины, а от особи небольшого роста, каковой был муж Виктор, и на какую оказался отдалённо похожим внешне этот новоявленный женишок Николай (тогда как высокорослые самцы типа полузабытого гостя женского общежития Петра по-прежнему внушали ей

страх и отвращение).