К расставанию с отцом чувства Илюхи с Колюхой были неоднозначными. С одной стороны – внутреннее, кровное притяжение к нему было реальным и сильным. От этого никуда не денешься. Да и не бросил он
их после смерти матери, как поступают другие отцы, сбывающие в таких случаях детей с рук в детские дома и приюты. Спасибо ему и, как говорят старики и попы в городской церквушке – земной поклон. А с другой – отец не раз, не говоря уже о том полусчастливом периоде жизни, когда была жива мать (это – слишком святое для частого упоминания) показывал себя недостойным человеком и родителем, способным растоптать всё лучшее в угоду… кому?.. женщине, которую и женщиной-то можно назвать лишь из-за соответствующей внешности. Женщине, которая ненавидит всех и вся, и даже, более чем вероятно, – самоё себя. И эта всепоглощающая ненависть у неё дружно соседствует с такой скупостью, в которую мало кто верит с первого рассказа. И ради такой, с позволения сказать, женщины отец легко пожертвовал даже минимальным домашним благополучием своих и так много лишённых сыновей. Эх-х, если бы не кровная любовь к нему!..
Естественно, Она была единственным из более или менее близких Илюхе с Колюхой в этом городке людей, от грядущего расставания с которым близнецы ни капельки не грустили. Наоборот – ждали этого момента с растущим день ото дня нетерпением.
В последние дни лета, прежде чем отбыть в неизвестность, обозначаемую словом «интернат», братья Сухоруковы побывали в гостях у многих своих друзей, матери и бабушки которых напоследок угощали «сиротинушек» так, словно провожали их на войну. А в самый канун отъезда, когда скрывать правду было уже глупо, отец и мачеха дали, наконец, понять Илюхе с Колюхой, что матери их друзей были не так уж и неправы, когда украдкой от угощавшихся у них близнецов утирали слезу. Так вот чего они так упорно недоговаривали всё последнее время… э-эх, взрослые, взрослые…
– Вы, Илюх-Клюх, вот что… это самое, портфели-то свои поровну затаривайте, что один себе кладёт, то и у другого должно лежать, чтоб по справедливости… – прерывающимся от волнения голосом и не глядя в глаза сыновей, обратился к ним прощальным вечером Николай Захарович.
– А зачем? – не поняли Илюха с Колюхой. – Там, в интернате, и разберёмся. Главное ж, доехать и довезти всё это.
– А затем… – сконфуженно переминаясь с ноги на ногу, не совсем уверенным тоном тужился объяснить ситуацию отец. – Понимаете, ребя, мы с мамкой вашей люди простые, на лапу давать не умеем. Ну и не смогли договориться, чтобы вас вместе в один интернат направили.
Близнецы молча переглянулись.
Нам в ОблОНО6
сначала одно обещали, а потом получилось другое. Оказывается, есть такая штука, как дефицит местов. Это, бляха-муха, значит, что этих самых местов на всех не хватает. Ну, опять как в этой вашей школе, когда вас по разным классам рассадили. Нет сразу по два свободных мета нигде, хоть умри. Ни в одном четвёртом классе ни в одном интернате по всей области. Были бы у нас деньги на хороший магарыч, нашли бы, наверное, поставили где-нибудь дополнительную парту, что ли… но хорошо ещё, совсем не отказали, и мы с мамкой допросились, чтобы вам дали места хоть так, поврозь.– А чего же теперь делать? – подали снова голос обескураженные Илюха с Колюхой.
– Ну… немного, одну, может, четверть придётся поучиться в разных районах. А там что-нибудь да придумаем. Как вы считаете?
Братья прикинули в уме, что четверть – это каких-нибудь пара с небольшим месяцев. Но, два месяца – это пустяк в обычной жизни… а вот «поврозь», как говорит отец… не знаем, не знаем. Они представить себе не могли, как отдельно друг от друга смогут существовать хоть какое-то время. Ведь родились и всю жизнь, вплоть до сегодняшнего дня, были вместе, почти неотлучно, за исключением уроков в разных классах здешней школы, рядом. Как же теперь-то?..
– Па-а-п, а, мож, ну их на фиг, интернаты эти?
Николай Захарович, украдкой поглядывающий в сторону кухни, где в
это время готовила прощальный ужин Она, засуетился:
– Ребя! Клянусь, в интернате завсегда учиться в сто раз лучше было, чем просто в школе, особенно этой, где вы всё равно в разных классах… Расшибусь в доску, а сделаю, чтоб со второй четверти вместе стали жить. И не только вместе, а обязательно там, где лучше. Это пусть будет как разведка вроде, первая-то четверть.
Цену клятвам отца близнецы уже немного знали. Но против страха разлуки друг с другом боролся в их душах сейчас, и небезуспешно, другой, не меньший, а возможно, ещё и больший страх – упустить возможность уехать подальше от ненавистной мачехи. Поэтому свои слова «ну их, интернаты эти» они готовы были забрать назад и согласиться на тот вариант, какой уж есть.
И вдруг… все сомнения разрешились в один момент, на удивление легко и просто. В комнату вошла Она.
– Это хорошо, что вы мыслите серьёзно, как взрослые, а не соглашаетесь сдуру на что попало! Отец ваш, конечно, и соврёт – недорого возьмёт, но я вам железно обещаю: как сами решите, так и будет.