«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

– Забито, – принял его ставку Дикки, а потом отправился в дом за теннисной ракеткой, хотя я-то имел в виду, что он должен перекинуть мяч голыми руками.

Мяч взвился к крыше и пропал. Пытаясь его отыскать, мы обогнули дом, но он как в воду канул. Дикки посчитал это достаточным основанием для того, чтобы объявить перелёт через крышу состоявшимся, а себя победителем пари. Однако Освальд стоял на том, что крышу мяч не перелетел, а остался где-то на ней, а следовательно, говорить о победе Дикки не приходится. Этим двоим никак не удавалось прийти к согласию, хотя ни о чём другом они не могли говорить, проспорив до самого чая.

А через несколько дней дало течь остекление оранжереи, и за завтраком нас спросили, не кидал ли кто в неё, случайно, камней. Но камней-то мы не кидали. Тем не менее после завтрака Освальд сказал Дикки:

– Боюсь, дыра в оранжерее кому-то встанет дороговато, если выяснится, что её пробил мяч для «пятёрки».

– Ага, значит, ты всё-таки признаёшь, что он перелетел через дом! Выходит, что пари я выиграл, – торжествующе отозвался Дикки. – Гони проспоренное!

Ничего такого он не признаёт, возразил Освальд, просто сделал предположение. Ведь причастность мяча к протечке в оранжерее пока не установлена.

Между тем следующую пару дней дождь хлестал пуще прежнего, и течь в оранжерее усилилась настолько, что нам стало понятно: один лишь мяч для «пятёрки» не мог наделать эдаких бед. Взрослые заподозрили, что сплоховал строитель оранжереи. За ним было послано с требованием устранить неполадки. И он появился, а вместе с ним – его люди. Они притащили лестницы, оконную замазку, стёкла и стеклорез с настоящим алмазом, на который их главный позволил нам посмотреть.

День стоял ясный. Мы с Дикки и Г. О. проводили его на улице за беседой со стекольщиками. По-моему, самые интересные разговоры случаются у нас с мастерами, явившимися в дом что-нибудь налаживать или чинить. Они почему-то знают гораздо больше по-настоящему важных вещей, чем джентльмены, и я хочу, когда вырасту, стать похожим на них, а не делиться с другими только соображениями о политике и развале армии.

Эти стекольщики оказались отличными ребятами. Они позволили нам подняться по лестнице и посмотреть на крышу оранжереи. Конечно, только мне и Дикки, но не Г. О., который ещё слишком юн и носит короткие штанишки.

Потом рабочие ушли на обед, а Г. О. – на кухню, проверить, как обстоят дела с пирогами, которые он слепил из подаренной ему оконной замазки и запихнул, пока кухарка не видела, в духовку. Полагаю, ему за это попало, потому что назад он к нам не вернулся, и возле оранжереи остались только мы с Дикки.

– Если бы мне удалось перетащить лестницу к той части крыши, которая сделана из черепицы, мне кажется, я обнаружил бы там, в сточном жёлобе, мяч, – сказал Дикки. – Почти уверен, что он тогда перелетел через дом.

И Освальд, всегда готовый войти в положение ближнего, помог брату перетащить лестницу к черепичной части крыши. Дикки тут же проверил жёлоб, но не посмел притвориться, будто увидел там мяч (хотя соблазн был велик). А Освальд тем более твёрдо держался прежнего мнения, что мяч через дом не перелетал.

– Снова ошибочка, – сказал он Дикки, едва тот слез на землю.

– А с чего же ты тогда так напрягся? – проворчал Дикки. – На самом-то деле считал, что я его там увижу, и уже был готов платить.

Хорошенькая награда за деятельную и великодушную помощь с лестницей! И, круто развернувшись, Освальд бросил небрежно через своё уже удаляющееся плечо:

– Надеюсь, у тебя хватит порядочности вернуть лестницу на место.

Сперва он и впрямь собирался уйти, но помешала широта души, верно подмеченная в нём однажды дворником, получившим от него полпенни. Поэтому стоило Дикки сказать: «Да ладно, Освальд, не будь врединой», как он доказал, что вредничать не в его характере, и, вернувшись, помог брату с лестницей.

Правда, некоторое время в отношениях двух юных Бэстейблов сохранялась некоторая холодность, дававшая о себе знать вплоть до того момента, когда возникшие разногласия были похоронены появлением крысы, обнаруженной Пинчером в огуречном отсеке оранжереи.

А потом прозвучал звонок, призывавший мыть руки и лица к обеду. И мы, конечно, должны были сразу же поспешить в дом, но тут с обеда вернулись рабочие. И нам пришлось задержаться. Один из них обещал принести подходящие петли для дверцы хорьковой клетки, которую Освальду очень хотелось смастерить. И пока он беседовал с этим добрым и понимающим человеком, другой рабочий полез вверх по лестнице, что вылилось в самое шокирующее и ужасное происшествие, когда-либо случавшееся на моих глазах.

Всё началось и закончилось буквально в одно мгновение. Никто бы даже слова не успел произнести при всём старании. Нижняя часть лестницы скользнула по каменным плиткам – и грянул леденящий кровь миг, когда Освальду, будто в ночном кошмаре, стало ясно, чтó сейчас произойдёт. Случившееся на самом деле длилось не дольше секунды, и прежде чем кто-либо смог хоть что-нибудь предпринять, верхняя часть лестницы резко накренилась, низвергнув с себя рабочего.