Искра жизни

Сквозь туманную мглу Хандке вглядывался в строй арестантов. Бухер и пятьсот девятый тоже были тут. Они уже с грехом пополам могли ходить и стоять. Не было Агасфера. Он с Овчаркой остался в бараке. Если бы Хандке о нем спросил, Бергер, глазом не моргнув, зачислил бы Агасфера в умершие. Но Хандке был пьян, а он и трезвый-то не очень людей различал. И в барак заходить не любил, боялся дизентерии и тифа.

— Кто еще желает не подчиниться приказу? — Голос у Хандке совсем поплыл. — Жид… Жиды пархатые!

Никто, понятно, не вызвался.

— Смирно стоять! Как куль… как культурные люди!

Они стояли смирно. Какое-то время Хандке тупо глазел на них, потом повернулся к Вестхофу, который все еще лежал ничком на земле, и начал бить его ногами. Вестхоф только прятал голову, закрывая ее руками. Хандке продолжал бить. В воцарившейся тишине слышны были только глухие удары сапог Хандке по ребрам Вестхофа. Пятьсот девятый почувствовал, что стоящий рядом с ним Бухер вот-вот не выдержит. Он схватил Бухера за запястье и сжал что есть мочи. Рука Бухера дрожала и дергалась. Пятьсот девятый ее не выпускал. А Хандке все колотил свою жертву. Наконец он утомился, встал Вестхофу на спину и несколько раз подпрыгнул. Вестхоф не шелохнулся. Тогда Хандке от него отошел. Лицо его блестело от пота.

— У-у, жиды, — пробормотал он. — Давить вас надо, как вшей. Ну кто вы после этого?

— Жиды, — спокойно ответил пятьсот девятый.

Хандке кивнул и несколько секунд глубокомысленно смотрел себе под ноги. Потом повернулся и зашагал к проволочной ограде, за которой находились женские бараки. Постоял там, сопя и отдуваясь. Когда-то он работал наборщиком, в зону попал за половое преступление, и вот уже год как был старостой барака. Спустя несколько минут он повернулся и, не обращая больше ни на кого внимания, затопал к лагерным воротам.

Бергер с Карелом перевернули Вестхофа на спину. Он был без сознания.

— Он что, ребра ему поломал? — спросил Бухер.

— Он его по голове бил, — ответил Карел. — Я сам видел.

— Отнести его в барак?

— Нет, — сказал Бергер. — Лучше оставьте так. Пусть пока тут полежит. В бараке места нет. Вода еще осталась?

У них была консервная банка воды. Бергер расстегнул на Вестхофе робу.

— Может, лучше все-таки его внести, — настаивал Бухер. — А то вдруг этот подонок опять вернется.

— Не вернется он. Я его знаю. Он уже отвел душу.

Из-за барака тенью выскользнул Лебенталь.

— Жив?

— Жив. Пока.

— Он его топтал, — объяснил Бергер. — Обычно он только бьет. Наверно, принял больше, чем всегда.

Лебенталь прижал руки к груди, показывая, что у него кое-что под курткой.

— Я жратву принес.

— Тише ты! Не то весь барак сбежится. А что у тебя?

— Мясо, — прошептал Лебенталь. — Это за зуб.

— Мясо?

— Ага. Много мяса. И хлеб.

Про зайца он решил не врать. Не то сейчас настроение. Он посмотрел на темный силуэт на земле, возле которого склонился на коленях Бергер.

— Может, еще успеет съесть хоть кусочек? — спросил Лебенталь. — Мясо-то вареное.

Туман оседал все гуще. Бухер стоял у двойной ограды, за которой были женские бараки.

— Рут! — позвал он шепотом. — Рут!

Из тумана выплыла неясная тень. Он напряженно всматривался в силуэт, пытаясь понять, она это или не она.

— Рут! — шепнул он снова. — Это ты?

— Да.

— Ты меня видишь?

— Да.

— Я принес поесть. Руку мою видишь?

— Вижу, вижу.

— Это мясо. Я бросаю. Лови!

Он взял кусочек мяса и перебросил через двойное заграждение. Это была половина порции, которая ему досталась. Он слышал, как кусок упал на той стороне, фигура за оградой нагнулась и стала шарить по земле.

— Слева! Слева от тебя! — шепотом командовал Бухер. — Примерно в метре слева от себя ищи. Нашла?

— Нет.

— Левее. На метр левее от тебя. Вареное мясо! Поищи как следует, Рут!

Тень замерла.

— Нашла?

— Да.

— Слава Богу! Съешь сразу, вкусно?

— Очень! А у тебя еще есть?

Бухер опешил и насторожился.

— Нет. Свою половину я уже съел.

— У тебя есть еще. Бросай, бросай скорее!

Бухер подошел к проволоке так близко, что колючки царапали кожу. Через внутренние ограды лагеря ток не пропускали.

— Ты не Рут! Ты не Рут!

— Рут, Рут! Еще! Кидай!

Внезапно он понял — это не Рут! Рут никогда бы так не сказала! Туман, волнение, эта тень, этот шепот его попутали!

— Ты не Рут! Скажи, как зовут меня.

— Тс! Тихо! Кидай!

— Скажи, как меня зовут? Говори!

Тень не отвечала.

— Это мясо для Рут! Для Рут! — кричал Бухер шепотом. — Отдай ей его! Ты поняла? Отдай мясо ей!

— Хорошо, хорошо. У тебя еще есть?

— Нет! Отдай мясо ей! Это не твое! Это ее мясо! Ее!

— Да-да, конечно.

— Отдай ей. Или я… Я тебя…

Он осекся. Что он может сделать? Он прекрасно знает: тень за забором давно уже заглотила этот кусочек мяса. В отчаянии он рухнул на землю, словно сбитый ударом незримого кулака.

— Ах ты подлая тварь!.. Чтоб ты сдохла! Подавилась этим мясом!

Это было уж чересчур. Впервые за столько месяцев кусок мяса — и так по-идиотски его упустить! Он всхлипывал, хотя слез не было.

Тень на той стороне шепотом пискнула:

— Дай еще! А я тебе покажусь. Я тоже умею. Смотри!