Читаем Искусство Италии полностью

Только Браманте – раз уж дело идет о создании идеала – очень интересно развивает идею. По сути перед нами учебник архитектуры: Браманте использует дорическую (дорический ордер, традиционно воспринимаемый как «мужской», – а как иначе, ведь речь идет о Петре) капитель, правда, уже в некоторой переработке Возрождением. Здесь есть необходимый по правилам этого ордера триглифно-метопный фриз – в метопах, правда, расположены вещи, связанные с другой архитектурной задачей, – и наконец, в микропространстве этих колон, если поднять голову, мы увидим кессоны на потолке. Здесь же прекрасная придумка Браманте: первый ряд – колонны, которые продублированы пилястрами на стене. Как будто это архитектурная тень, колонна и ее проекция. Добавим сюда итальянского солнца и поверим в эффект отбрасываемой тени.

А ведь мы помним, что это по функции не просто храм – но памятник, значит, у него ожидаемо присутствует постамент. И если держать в уме изначальный проект, в котором вокруг предполагалась дополнительная колоннада, то Темпьетто и кажется нам камнем, брошенным в воду, от которого расходятся круги. Браманте создает очень маленькое здание, но у него есть секрет: вы можете его мысленно увеличить, и эффекта оно не потеряет, его нельзя назвать эскизом к собору Святого Петра, но воплощением почти идеальной формулы – вполне можно. Это как с хорошей фотографией: можно увеличивать какой-то кусок, изменять масштаб, и все равно получается красиво. И это хорошо показывает, как архитектура может быть универсальным языком: если вам удалось подобрать ключ, код – можно играть с масштабом и пространством – храм будет так же величествен – что в огромном размере, что в размере маленькой статуэтки с изображением этого же Темпьетто, которые можно повсюду купить в Риме.

Резюмируя идею идеального храма, давайте посмотрим на еще один очень знаковый – теперь уже живописный – пример: картину, которую предположительно атрибутируют как работу Пьеро делла Франческа 1475 года, называемую «Идеальный город». И в центре идеального города что мы видим? Идеальный круглый храм. На первый взгляд, когда смотришь, кажется, вот идеальная, как по линейке, архитектура, гармония, перспектива, все, как и положено, то есть это про архитектуру – и только. Но по мере смотрения проступает дополнительный эффект. В этом пространстве идеального города, как можно заметить, совершенно нет людей. Но художник – это же эпоха Возрождения, а как в ней без человека? – впускает в нее присутствие человеческого духа, для которого весь этот мир создается Богом и художником. Там слегка приоткрыта дверка храма – это и композиционный, и смысловой моменты: ощущение, что вещи или архитектура, даже оставленные без человека, все равно подразумевают его присутствие.


Идеальный город.

От 1470 г. до первых десятилетий XVI в. Национальная галерея Марке, Урбино


Чем закончилось Возрождение и закончилось ли оно вообще?

Идеи разошлись по миру, преобразовывались, формировали отдельных мастеров, позднее Возрождение перешло в маньеризм – течение, в котором уже не было единства, но каждый автор, развивая собственную манеру (отсюда и название), самостоятельно искал ответы.


Мазаччо. Воскрешение сына Теофила и святой Пётр на кафедре.

1425 г. Капелла Бранкаччи в церкви Санта-Мария-дель-Кармине, Флоренция.

© jorisvo / Shutterstock.com


Пармиджанино. Антея.

Ок.1525 г. Музей Каподимонте в Неаполе


Аньоло Бронзино. Портрет Элеоноры Толедской с сыном.

1545 г. Галерея Уффици, Флоренция


Понтормо. Снятие с креста.

Ок. 1525–1528 гг. Санта-Фелисита, Флоренция


Россо Фьорентино. Снятие с Креста.

1521 г. Пинакотека Вольтерра, Тоскана.

© Sailko / commons.wikimedia.org по лицензии (CC BY 3.0)


Аньоло Бронзино. Дочь Козимо I.

1542 г. Галерея Уффици, Флоренция


Ответы Понтормо отличались от того, что делал Пармиджанино, космические цвета, придуманные Россо Фьорентино, открывали новое измерение.

Эти процессы и эти художники – сложные, разные, скандальные, провоцирующие, каждый в своей манере отразившие великий слом внутри эпохи.

Возрождение никогда – как и Античность – не оставит мировую культуру. К нему бесконечно обращаются и будут обращаться, но что поделать – календарь со щелчком перелистывает страницы, меняются даты и меняются люди, а значит, неизбежно наступление новой эпохи и нового языка в искусстве.

Италия после Возрождения

Караваджо. Уверение Фомы.

1600–1602 гг. Дворец Сан-Суси, Потсдам, Германия


Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее