Исландия

Вот и снова мы с тобой наедине, чистый лист. Старость ещё узнаётся человеком по числу оставивших его друзей. Чем дальше в лес, тем гуще пустота. Старость происходит незаметно, так, как если бы вы заснули в поезде и проснулись внезапно от ужаса на вокзале. Притом что мало что похоже на жизнь так же, как археология. Страница за страницей, слой за листом, многое перепутано землетрясениями, как во взорванной библиотеке, скомкано, сжато до мгновения расставания. Отчётливо помнятся только даты рождения и смерти, да и те постепенно становятся стеклянными от полдневного солнца, превращаясь в хрустальные башни, облик которых в юности так манил миражом. Подобно стрекозе, ты лавируешь между ними, а башни всё слепят и блистают, и ты закладываешь повороты всё чаще и круче. Стрекоза стремится на свой пруд, на болото, но наступает зима.

Зима! Только воздушная яма хранит теперь аэронавта. Снег, неся в каждой снежинке ледяные, расчерченные небесным геометром миры, покрывает ими хитиновый корпус летательного аппарата, витражи крыльев, глазные яблоки кокпита. Сгустившаяся пустота, покачивая, вытесняет колыбель лётчика, поднимает его всё выше.

Глава 7 Земля

Притягательность пейзажа, в отличие от человеческого тела, иррациональна. И разгадка состоит в том, что ландшафт, возможно, потому притягивает взгляд, что мы созданы по образу и подобию Всевышнего, его, ландшафт, сотворившего; а Творцу и творцу свойственно иногда любоваться своим произведением.

Ландшафт может быть столь же уникален, как отпечатки пальцев. В великом гимне планете Земля – фильме «Койяанискаци» – камера движется на самолётной высоте над гористой пустыней в Чили. Причудливые слоистые скалы, напоминающие одновременно и вертикальную мрачную готику, и органического Гауди, казалось бы, неотличимы от каньонов Юты. Но в Юте известняк из-за избытка окислов железа красноватый – рыжий, рудой, даже персиковый; такого больше нигде не сыскать. Или, например, только в низовьях Волги были открыты особые эрозивно-наносные образования, напоминающие с высоты волнистое, как стиральная доска, дно мелководья. Бугры Бэра получили своё название в честь впервые описавшего их Карла Бэра, пионера-эмбриолога, вдруг занявшегося в конце жизни и на исходе XIX века изучением геологических сдвигов Прикаспийской низменности и открывшего попутно всеобщий закон образования речных русел.

С целью разобраться в причудливом узоре ландшафта геологи иногда прибегают к помощи археологов, и наоборот: случается, археология просит консультации у геологии. Так, общими усилиями, была открыта Хазария, примечательная тем, что часть её жителей в VIII–IX веках исповедовала иудаизм. Археологи долго искали хазарскую столицу Итиль и в самой дельте, и у современной Енотаевки – на правом берегу Волго-Ахтубинской поймы, и столь же упорно на левом берегу – у села Селитренное. Но за все годы – ни следа: ни захоронения, ни черепка. Не мог же главный еврейский поэт Иехуда Галеви выдумать Хазарию? Тогда пришли на помощь геологи, указавшие, что полноводность Волги и, следовательно, уровень Каспия значительно менялись во времени. И археологи вспомнили, как исследовали в Дербенте крепостную стену, выстроенную в VI веке, чтобы защищать иранских Сасанидов от набегов с севера. На западе она упиралась в неприступный Кавказ, а на востоке подходила к самому морю. При этом крайняя башня находилась под водой на глубине шести метров. Отсюда следовало, что уровень Каспия в IX веке был на двенадцать метров ниже современного. Северная часть Каспия мелкая, суда из Волги движутся по специально прорытому каналу. Понижение уровня моря на метр осушает более десяти километров, и, значит, в IX веке дельта Волги располагалась значительно южнее. А там, где в нынешнее время разливается бескрайнее половодье, где стоят камышовые заросли, проходимые только кабанами, где дебри тальника скрывают сомовьи ильмени, щучьи ерики и протоки, – там простирались луга и пашни тучной Хазарии, жителей которой половодья постепенно вытеснили на высокие степные берега, где они и растворились в населении Золотой Орды.

Хазария потонула в речных отложениях, была погребена на дне Каспия, от неё не осталось и следа, не считая редких осколков керамики в отвалах, сгруженных с землечерпалок. Но в книге Иехуды Галеви «Кузари» эта страна стоит нерушимо и царь её придирчиво расспрашивает еврея о его вере, постепенно убеждаясь, что принятие иудаизма только умножит благоденствие управляемой им страны. Ничего удивительного, ибо, как сказано в Талмуде: мир – это всего лишь кем-то рассказанная история. Воображение, вероятно, вообще единственная твёрдая валюта в областях, торгующих смыслами.