Испытательный срок. Лучшая фантастика – 2025

Я проверил – не было и такого.

– А что статьи?

– Статьи обычные. – Гавр поморщился. – Черные дыры, выдающиеся успехи Страны Советов, путь от белка до ДНК, решение десятой проблемы Гильберта, юмор. Стихи встречаются.

– «Симметрия твоего лица симпатична», – улыбнулся я. Гавр нахмурился, и я поспешил сменить тему: – И что думаешь?

– Погоди, это еще не все. Раз в пять лет они публиковали прогнозы на будущее. Во многих журналах такое было, ну, знаешь, коммунизм победит, на Марсе станут яблони цвести и мирный атом в каждом доме. Такая духоподъемность. Но в этом…

Гавр взял со стола один из номеров, открыл и протянул мне. Я пробежался по заметке глазами, и у меня заныло меж лопаток.

Анонимный автор прогноза писал, что в течение ближайших лет миллионы людей по всей планете начнут собирать приборы. Мужчины и женщины будут жить обычной жизнью, ходить на службу и играть с детьми, а вечерами против своей воли мастерить. Каждый свою малую часть. Когда закончат, когда всё это соединят, окажется, что они построили колоссальные корабли. В них погрузятся люди Земли и полетят в чужую галактику, чтобы стать добровольно пищей для непостижимых звездных тварей. Для этой трапезы, суммировал автор, и был когда-то создан человек.

Я посмотрел другие прогнозы – все они казались ненормальными и живописали картину похожего на наш мира, но вставшего с ног на уродливую голову.

– Такие прогнозы у них каждые пять лет, – сказал Гавр.

Части слов в прогнозах были заключены в пунктирные прямоугольники. Я сперва подумал, что выделили ключевые тезисы, но куски казались случайными. Будто ребенок провел морфемный разбор, но не знал, что такое окончания, и определил в них все подряд.

Заверещал телефон – меня вытолкнуло из морока. Я отдышался, ответил – жена просила мчать домой.

– Прости, Гавр. Дела. – Я виновато пожал плечами. – Журналы твои, конечно, адские. Дашь пару?

Нелепое лицо Гавра вытянулось еще сильнее, он побледнел:

– Ты что! Они только у меня должны, я же исследую, я…

– Ладно, ладно. Можно хотя бы сфотографирую? Я аккуратно.

* * *

Не спалось. Я рассматривал в телефоне фото «Вселенского аргонавта», но страницы почему-то поплыли. Получились только обложки: футуристические корабли и города не наступившего будущего, абстракции, динозавры, ракеты. Я разглядел название типографии («Звезда») и адрес редакции (г. Молога, улица и дом смазались). Тираж – триста тысяч. Цена в копейках. Семьдесят второй год.

Молога. Такого города я не знал. Попробовал слово на вкус. Неприятное, порченая жижа и пыльная ветошь. Похоже на «Молох».

Потом я все-таки заснул, и до самого утра мне снились тревожные угловато-красные сны.

* * *

Гавришкевич позвонил через четыре дня. Не тратя время на приветствие, он неврастенично затараторил:

– Слово создает форму. А журнал – самое важное скопление слов. Раньше так. До революции журналы – альфа и омега. Писатель Аверченко не мог по улице пройти – люди в истерике, как к рок-звезде. Французская новая волна, это про кино, она тоже вокруг журнала. Люди формировали политические взгляды через них. «Оттепель» – тоже журналы: «Новый мир», Твардовский. Люди придумывали в журналах будущее – фантастику.

– Ты как-то до хрена о журналах знаешь, – уважительно сказал я.

– В начале было Слово, понимаешь? Появилась вселенная, форма – спираль. Так? И пирамиды строили по велению слова – тоже форма. Слово создает форму, журнал содержит слово. То есть журнал создает форму. Только понять бы какую.

Я потерял нить рассуждений Гавра. Меня окликнула жена – починить фен, я, закрыв трубку ладонью, ехидно напомнил, что из-за технического кретинизма не умею даже проверить аккумулятор в машине, куда уж забороть такой прибор.

– …В последнем выпуске рассказ Ильи Варшавского «Слово и геометрия». В библиографии нет. И это подсказка, понимаешь!

– Гавр… – Я устал и решил спросить напрямик: – Ответь мне на вопрос. Почему все это рассказываешь именно мне? Чего ты позвонил-то тогда? То есть я рад, но ты ж со мной в ссоре…

– Только у тебя связь с журнальными делами.

Вот те на! Я служил в типографии, но менеджером по рекламе. Что ж, это лишний раз показывало, как мало смыслил в «журнальных делах» Гавришкевич еще совсем недавно.

– Гавр… – начал я.

– …Я разобрал про выделенные слова! Благодаря Варшавскому. И еще Спинозе, у которого про мистику и дух геометрии… Надо, чтобы ты кое-куда съездил на днях. – Он чуть помолчал, а потом добавил: – Я сам не могу туда. А это очень важно.

Я вздохнул и согласился.

* * *

Я вылез из машины и пошел к поросшим кустарником развалинам. На оранжевой каске возившегося рядом строительного мужичка поблескивало солнце.

– …Не из атомов все состоит, – задыхался из трубки Гавр, – а из слов. Атом стал чем-то только тогда, когда его назвали словом. Значит, слово может изменить все – судьбу, например, мира. И из слов можно построить…

– Привет, – крикнул я строителю, заглушая квантово-лингвистического Гавришкевича. – Чего у вас тут?

– Гуляй, а?

Я протянул купюру.