Эта зрелость материальных предпосылок для социалистического (или государственно-монополистического) преобразования, сравнительно малая разность экономических «потенциалов» – между прежней, разрушаемой кризисом структурой и структурой нового общества – накладывает свой отпечаток на многие существенные стороны революционного процесса.
Элементы новых базисных структур (в том числе и социалистических
– важное отличие от раннее рассмотренных революций) возникают, завоевываются до окончательного решения проблемы власти. Революционная борьба за демократию представляет собой составную часть борьбы за социализм, а не предшествующую ей стадию, она порождается противоречиями самого капитализма, а не докапиталистическими элементами отживающей структуры. Именно поэтому демократические союзники пролетариата способны стать и социалистическими союзниками его. Поэтому же в революциях данной фазы становится объективно осуществимым императив истории – сознательное участие большинства как обязательная предпосылка победы революции в странах развитого капитализма. Рабочий класс и в этих революциях является авангардной и руководящей силой, однако в его социальной психологии, формах борьбы, идеологии происходят существенные сдвиги.Основным импульсом, «осью» развития революционной борьбы является прежде всего борьба в защиту и за расширение демократии
, борьба за мир (в конкретных условиях конца 30 – 40-х годов – за национальную независимость), а также за решение конкретных проблем социально-экономического порядка. Вообще, мотивация революционной борьбы весьма расширяется, так же как и социально-политическая база ее, в первую очередь за счет средних слоев города. Иначе говоря – расширяется фронт наступления на капитализм. Вместе с тем меняются формы, ритм, этапы этой борьбы.Борьба носит более позиционный и длительный характер: не фронтальные атаки на государственную власть, а те или иные комплексы реформ, сражения вокруг тех или иных «позиций» власти становятся основными узлами ее, исчезает характерная для пролетарских революций полярность революции и реформ; впервые возникает (а подчас становится единственно реальной) возможность мирного развития всего революционного цикла. Одним из последствий «социалистичности подавляющего большинства
» становится общенародный характер революционной демократии, в отличие от преобладающей тенденции классовой демократии в пролетарских революциях. Для государственного строя, возникающего в ходе этой революции, характерны тенденции к сохранению свобод и демократических завоеваний прошлого, к автономности ряда общественных институтов по отношению к центральной власти, к многопартийности на новой, социалистической основе. Правда, как уже говорилось, тенденции эти по тем или иным причинам не получили полного развития. Вместе с тем есть основания предполагать, что основные моменты, отличающие демократические и социалистические революции от революций пролетарских, еще более усилятся в период будущего кризиса структур (хотя не исключено появление и совсем новых закономерностей).Такова – предельно схематически – одна из возможных, на наш взгляд, схем «эпох социальной революции».
Очевидно, что в основу деления здесь не положены ни эволюция глобальных
закономерностей революционного процесса, ни закономерности национально-специфического порядка, но то, что может быть условно названо фазовыми тенденциями (которые, как правило, воспринимаются как тенденции региональные). Я думаю, что удельный вес этой группы закономерностей в развитии революции гораздо выше, чем считалось раньше, и будет расти в наших теоретических концепциях как за счет «разукрупнения» прежних «всеобщих законов», оказавшихся на поверку «частными случаями», так и через обобщение того, что ранее рассматривалось как связанное с сугубо конкретными обстоятельствами места и времени.