Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Потребность в истории как науке о событиях в их связи и последовательности возникла еще в древнем мире. Уже в то время фактов было накоплено столько, что для их запоминания требовалась система, а стержнем любой системы является угол зрения. Наличие нескольких аспектов по отношению к одному предмету (за исключением, разумеется, субъективно-идеалистического) не только законно, но и желательно, так как освещает предмет с разных точек зрения и, следовательно, наиболее полно. Так, Геродот представил известные ему события как борьбу Европы и Азии, чем положил начало теории «культурных кругов», Фукидид – как борьбу аристократии и демократии (точка зрения, легшая впоследствии в основу социологической школы), а Плутарх ввел в истолкование истории психологический параллелизм и т.д.

Во второй половине XX в. потребность в использовании точных данных истории выросла необычайно, но методика исследования осталась в ряде отношений на уровне XVIII в. Развилось стремление к предельному сужению темы, чтобы описать предмет изучения как можно обстоятельнее. При этом, как правило, опускается необходимая привязка того или иного факта к ходу истории на широкой площади. К тому же описание изолированного события возможно лишь путем воспроизведения данных источника: автор невольно снижает свой уровень исторического вúдения до античных или средневековых представлений хрониста. Но даже в этом случае он не достигает цели, так как древний автор писал для людей своего времени, имевших иную систему ассоциаций и, значит, улавливавших из текста совсем не то, что может вычитать современный ученый. (Широко известно, например, что Геродот определил число персов при Марафоне в 110 тыс. человек. Однако размеры бухты и время, затраченное персами на высадку десанта, показывают, что персов было не более 3500 человек, и победа Мильтиада объясняется простым численным превосходством афинян; это не значит, что Геродот лгал, но этот способ выражения был принят в его время.) Филологическая критика текста не спасает, ибо она ставит целью лишь установление того, что говорил древний автор, а не того, что было на самом деле; историческая же критика, как компаративная, так и внутренняя, позволяет лишь уточнить детали события, но не уяснить его место, и тем более значение, во всемирной истории. Значит ли это, однако, что историческими данными вообще пользоваться нельзя? Ни в коем случае! Можно и следует, но с обязательным учетом ряда обстоятельств.

Прежде всего за основу следует брать не публикации источников, а канву событий, отслоенных и очищенных от первичного изложения. Только тогда становится ясна соразмерность фактов, когда они сведены в причинно-следственный ряд в одном масштабе. При этом также исключается тенденциозность источника или его малая осведомленность. Вместе с тем появляется возможность находить «белые пятна» в истории и заполнять их при помощи метода интерполяции. Если исходить из неоспоримого положения, что сходные причины дают однотипные следствия, то, обнаруживая следствие, можно восстановить причину. Это бывает необходимым, если источник о ней умолчал или вовсе утрачен. Даже при этих, на первый взгляд безнадежных, обстоятельствах можно начать целенаправленные поиски причин событий, до сих пор остававшихся необъясненными.

Возьмем для примера эпоху Тридцатилетней войны, когда Польша стояла на стороне Католической лиги, а Россия поддерживала Протестантскую унию. Широко известно, что успехи Валленштейна были парализованы вторжением в Германию шведов и что Густав-Адольф получил от Михаила Федоровича дотацию хлебом, благодаря чему он оказался в состоянии снарядить войско и одержать три победы. Так же не вызывает удивления тот факт, что Польша не пришла на помощь немецким католикам, так как ее связывала война с Россией, в которой, под Смоленском, король Владислав IV одержал решительную победу над боярином Шеиным. Несколько менее известно, что этой победой поляки обязаны вторжению ногайских татар в южные области России. Лучшие русские ратники – дворяне-однодворцы с южной московской украины – самочинно вернулись на родину, спасать от татар свои семьи и поместья. В Москве 1634 г. эта неудача была воспринята как нечто неожиданное и чудовищное (Шеин заплатил за поражение смертью на плахе). Однако в 1654 г., когда нерастраченные силы Польши, казалось, обеспечивали католицизму возможность реванша за Вестфальский мир, русские войска с потрясающей легкостью захватили Белоруссию и половину Литвы. Причина такого резкого изменения соотношения сил находится опять-таки за пределами и Польши и России. Она была в сухих заволжских степях, куда с начала XVII в. начал проникать новый воинственный народ – калмыки.