Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Наконец, в-третьих, необходимо различать применение критериев справедливости и прогрессивности по отношению, с одной стороны, к целям внешней политики, войны или к самим этим историческим явлениям как таковым, и, с другой стороны, к последствиям этих явлений. В первых двух случаях оценка остается в силе независимо от того, каковы конкретные результаты событий. Напротив, в последнем случае оценка характера зависит именно от результатов событий. И так как цели и последствия исторических явлений далеко не всегда оказываются совпадающими, то, при известных обстоятельствах, может статься, что характер последствий внешней политики (войны) для данной стороны противоположен характеру целей этого явления.

Так, например, война Пруссии против Австрии в 1866 г. по своим целям и сущности была прогрессивной независимо от ее исхода. Ее последствия были также прогрессивны, но уже в силу победы Пруссии. Если бы победу одержала Австрия, последствия войны (в данном случае для всей Европы вообще) были бы явно реакционными, на что специально указывал Энгельс[614].

А вот пример несоответствия характера целей и сущности исторических явлений характеру их последствий: Крымская война, как известно, по своим целям и сущности была реакционна с обеих сторон. Однако последствия ее в сложившихся исторических условиях – в силу поражения царизма – были прогрессивны для России. Одержи царизм победу в этой войне, торжество реакции не только в России, но и во всей Европе, как указывали Маркс и Энгельс, было бы неизбежным[615].

Здесь мы сталкиваемся с проблемой: при каких условиях последствия внешней политики (войны) приобретают характер, противоположный характеру целей и, следовательно, сущности данного социального явления? Рассмотрение этой проблемы неизбежно возвращает к затронутому выше вопросу о том, как отражается на внешней политике эксплуататорского государства эволюция данной общественно-экономической формации. Ведь последствия поражения царизма в Крымской войне оказались прогрессивными для России именно потому, что налицо был кризис феодально-крепостнического строя в стране, а оплот последнего – царизм превратился в реакционную силу. В иной исторической обстановке (допустим, столетием-двумя раньше) аналогичная по своему исходу война явно затормозила бы социально-экономическое развитие России, т.е. имела бы для нее отрицательные и даже реакционные последствия.

При этом важно отметить, что прямые, так сказать, непосредственные последствия внешней политики (войны) могут отличаться по своему характеру от более отдаленных, но зато более важных последствий. Оценивая перспективы итальянской войны 1859 г., Маркс писал: «Война, конечно, приведет к серьезным, а в конечном счете наверняка и к революционным последствиям. Но вначале она будет содействовать укреплению бонапартизма во Франции, ослабит внутреннее движение в Англии и России, пробудит самые мелочные националистические страсти в Германии и т.д. и поэтому, в первую очередь, она окажет, по моему мнению, во всех отношениях контрреволюционное действие»[616]. Энгельс, в предвидении мировой войны, писал о том, что такая война была бы реакционной, ибо «отбросила бы нас на годы назад. Шовинизм затопил бы все, так как это была бы борьба за существование». «…После войны нам пришлось бы начать сначала, зато, – добавлял Энгельс, – на неизмеримо более благоприятной почве, чем даже теперь»[617]. Октябрьская революция в России, послеоктябрьская волна международной революции и создание Коммунистического Интернационала подтвердили правильность этих слов, доказав, что реакционная по целям и сущности первая мировая война имела, наряду с разного рода реакционными последствиями, важные революционизирующие, прогрессивные последствия.

Помимо критериев прогрессивности и справедливости, марксистам, при оценке ими характера внешней политики и войн, пришлось оперировать также критерием оборонительности, имевшим широкое хождение в буржуазной литературе. Однако, применяя в ряде случаев этот критерий в качестве синонима критерия справедливости, основоположники марксизма-ленинизма указывали на его условность и нечеткость[618]. Марксисты указывали и на невозможность подчас разобраться, вызвана ли данная война оборонительными или наступательными целями. «С.-д., – читаем мы у Ленина, – запутались бы в сетях дипломатических переговоров, если бы вздумали в зависимости от этого признака устанавливать свое отношение к войне». «Очевидно, – заключал Ленин, – что в этом вопросе (как и во взгляде на „патриотизм“) не оборонительный или наступательный характер войны, а интересы классовой борьбы пролетариата, или, лучше сказать, интересы международного движения пролетариата, представляют собой ту единственно возможную точку зрения, с которой может быть рассматриваем и решен вопрос об отношении с.-д. к тому или другому явлению в международных отношениях»[619].