Поставленные вопросы актуальны и сложны. Даже сам критерий прогрессивности, оказывается, требует дополнительных критериев, для того чтобы его правильно применять. Сложность вопроса заключается в том, что на него нельзя дать однозначного ответа. Конечно, если подходить к истории с точки зрения формулы о единственной «правде века», то мы увидим, что история развивается, в конечном счете, только по пути прогресса. Но если мы избавим себя от необходимости изучать, оценивать и анализировать все факты, то и история как наука, очевидно, вообще станет ненужной.
В связи с этим небольшое замечание по поводу выступления В.И. Бовыкина. Он говорит, что историк должен оценивать явление в его развитии, учитывая все, что произошло с момента события до момента исследования, и что поэтому возможно несовпадение выводов исследователя с теми оценками, которые изучаемое явление могло породить само по себе, в его первоначальном виде. Против этого трудно спорить, но все-таки такую мерку к историческим событиям нужно применять продуманно и осторожно. Например, вряд ли следует некоторые захваты царизма оценивать как явление прогрессивное только потому, что спустя век (или хотя бы полвека) в нашей стране произошла революция. Это не может не вызвать возражений.
В докладе приводились слова Ленина: «Бисмарк сделал по-своему, по-юнкерски, прогрессивное историческое дело, но хорош был бы тот „марксист“, который на этом основании вздумал бы оправдывать социалистическую помощь Бисмарку!» Я думаю, что это интереснейшие и иногда забываемые нами идеи. Речь идет о том, что марксисты должны иметь свой подход к историческому прогрессу. Речь идет о том, что не всякий прогресс хорош, что может быть такой прогресс, который должен быть осужден пролетарскими революционерами, социалистами, марксистами.
В этой связи я хочу вновь обратиться к Ленину. Он специально рассматривал вопрос о русской колониальной политике в Средней Азии. Сторонников такой политики из рядов русских социалистов (а такие были), которые утверждали, что капитализм делает прогрессивную работу, централизуя экономически и сплачивая громадные области, Ленин называл «социалистами-шовинистами», «царско-пуришкевичевскими социалистами»[620]
.Значение подобных ленинских оценок следует понимать достаточно широко. Разве можно, например, представить, чтобы Ленин осудил Шамиля, национального героя маленького народа, который вел героическую борьбу против наступления царской империи?..
Но, может быть, в наших рассуждениях о «прогрессивности» присоединения тех или иных областей есть целесообразность, связанная со стремлением способствовать укреплению дружбы советских народов в наши дни? Я убежден, что этому может способствовать только полное проявление пролетарского интернационализма, полное оправдание сопротивления окраинных народов русскому царизму, включение вождей освободительного движения народов России в общую галерею героев нашего революционного прошлого. Только такой подход, без всяких оговорок, является марксистским. И дружба народов от этого только выиграет.
По существу речь идет о том, чтобы в оценке нашего собственного прошлого исходить из величайшего перелома в истории, каким является Октябрьская революция. Правильно ли было, например, утверждать, что разгром японских милитаристов в 1945 г. был чуть ли не реваншем за поражение царизма в русско-японской войне? Очевидно, что нет.
Надо иметь также в виду, что рассматриваемый вопрос имеет большое значение для марксистов любой страны. В этой связи можно привести такой пример. На протяжении десятилетий реакционные немецкие историки утверждали, что Ноябрьская революция 1918 г. нанесла Германии удар «кинжалом в спину», помешала ей выиграть войну. Как же отвечали на это некоторые немецкие прогрессивные историки? Суть их аргументации сводилась к тому, что поражение Германии было предопределено еще раньше и посему революция в нем не виновата. Разве такой должна быть аргументация марксиста? Мне кажется, что правильнее было бы говорить о другом: о том, что революционное движение в Германии, к сожалению, было еще слишком слабым, чтобы нанести решающее поражение – не Германии, а ее юнкерству и империализму. Иной же раз можно подумать, что не было лозунга большевиков о поражении буржуазного отечества в войне, что не было и Карла Либкнехта с его девизом: «главный враг в собственной стране»!..
Вот некоторые мысли, которые рождает доклад И.В. Бестужева. И, хотя все мы понимаем сложность обсуждаемых вопросов, но иногда и простые вопросы, которые ясны, мы очень затуманиваем.
Научная оценка характера войн и внешней политики действительно представляет сложную проблему, которая интересует не только историков, но и социологов, этиков, юристов, представителей других общественных наук. Ее решение имеет особое значение для философов, изучающих войну как специфическое общественное явление.