Если империалисты навяжут странам социализма ракетно-ядерную войну (а к такому варианту развития событий мы должны быть готовы), то эта война с нашей стороны будет бесспорно законной, справедливой, будет иметь прогрессивную направленность. Но эта война будет иметь тяжкие последствия для человечества. Регрессивная тенденция этой войны будет проявляться во много крат сильнее, чем во всех известных нам войнах. Вот почему в многочисленных заявлениях Советского правительства отмечается, что эта война отбросила бы человечество назад. Именно поэтому для нас неприемлема та оценка этой войны, которая дается ей авантюристами маоистского толка.
Очевидно, социально-историческое значение этой войны будет определяться прежде всего тем, в какой мере народы социалистических стран, их вооруженные силы окажутся способными противодействовать ее регрессивной тенденции. От их усилий зависит судьба человечества, его будущее. Поэтому следует исходить не из того, что в будущей войне, если ее навяжут нам, справедливый характер войны сам по себе, автоматически, обеспечит прогрессивное значение этой войны (хотя справедливость нашей борьбы, несомненно, чрезвычайно благоприятный для нас фактор), а из того, что необходима подготовка и мобилизация всех материальных и духовных сил на отпор агрессорам.
Есть древний вопрос: что появилось прежде – курица или яйцо? Мы тоже можем спросить себя: что нужно делать раньше – исследовать историю войн или подбирать для нее критерии? Думаю, что мы должны идти по пути изучения фактов, а уж, изучив их, можно будет думать о критериях. Я полагаю, что любой историк, поскольку он вооружен марксистско-ленинской теорией, всегда имеет правильный угол зрения. Ибо марксизм очень хорошо помогает – совокупностью всех своих положений – правильно решать сложные, запутанные вопросы, связанные с внешней политикой и историей войны. Поэтому я хотел бы предостеречь от излишнего увлечения унифицированными критериями.
В пояснение один пример. Как ставится вопрос в докладе? Если война ведется страной, воплощающей более прогрессивную формацию, против страны с менее прогрессивной формацией, где у власти стоит класс, представляющий эту непрогрессивную формацию, то, естественно, мы должны желать победы первой стране. А как это конкретно применить к истории войн? Возьмем войну 1812 г. Кто с кем воюет? Воюет Наполеон, представитель прогрессивной формации (во Франции победил и утвердился капитализм). Война ведется против России, в которой доживает феодальная формация, препятствующая политическому и экономическому развитию страны. Значит, если мы с этих позиций будем оценивать войну 1812 г., – кому мы должны желать победы? Совершенно ясно, что Наполеону, хотя вы знаете, что все советские историки (некоторое исключение – М.Н. Покровский) считают эту войну и справедливой и прогрессивной со стороны России.
Здесь вступают в действие такие обстоятельства, которые И.В. Бестужев не всегда учитывает (правда, их и трудно учесть). Речь идет об отношении народа к войне. Если народ встает на защиту отечества, мы говорим, что война справедливая.
Или возьмем Крымскую войну. Она рассматривается рядом авторов, в частности и нашим докладчиком, написавшим диссертацию на эту тему, как война несправедливая с обеих сторон. Но что происходит? В определенный момент возникает угроза существованию России – и тогда на ее защиту встает народ, появляется ополчение, выступает такой фактор борьбы, как мужество солдат и матросов при обороне Севастополя. И мы говорим, что война на последнем ее этапе, если и не стала прогрессивной, то была, по крайней мере, справедливой войной. Затем вступает в действие другая категория, категория последствий войны. Как ни неприятны были эти последствия для России, но в них-то и таился прогресс, ибо, как известно, дело шло к падению крепостного права.
Как видите, в свете системы критериев, которой предложил пользоваться И.В. Бестужев, все это чрезвычайно сложно. Счета нет тем оговоркам, которыми можно сопровождать каждое оценочное положение. Война начинается как справедливая, заканчивается как реакционная, и наоборот. И часто при конкретном изучении войны эти оценочные положения и критерии ставят исследователя в крайне затруднительное положение.