Послѣ того, государь, переодѣвшись, принималъ министровъ, по назначенію пріѣзжавшихъ съ докладами изъ Петербурга, и начальника своего главнаго штаба. Окончивъ свои занятія, въ 3-мъ часу онъ отправлялся въ Павловскъ къ своей матери императрицѣ Маріи Ѳеодоровнѣ и, возвратясь оттуда, въ 4 часа обѣдалъ. Послѣ обѣда прогуливался или въ экипажѣ, или верхомъ. Въ 9-мъ часу пилъ вечерній чай, послѣ котораго занимался работою въ своемъ маленькомъ кабинетѣ; въ 11 часовъ кушалъ, иногда простоквашу, иногда черносливъ, приготовляемый для него безъ наружной кожицы. Затѣмъ раздѣвался и, перекрестясь, ложился въ постель и тотчасъ засыпалъ, постоянно на лѣвомъ боку. Онъ спалъ всегда такимъ крѣпкимъ сномъ, что шумъ и крикъ дежурнаго камердинера и лакея, прибиравшихъ обыкновенно въ спальнѣ его платье, бѣлье и разныя вещи, нимало не препятствовали его сну. Камердинеры его говорили, что какъ только государь ложился въ постель и они укрывали его одѣяломъ, то онъ мгновенно засыпалъ такъ, что хоть изъ пушекъ стрѣляй, — не услышитъ,
Въ сраженіи при Кульмѣ былъ взятъ въ плѣнъ извѣстный своею жестокостью и безчеловѣчіемъ французскій генералъ Вандамъ (про котораго самъ Наполеонъ выразился однажды слѣдующимъ образомъ: «Если-бъ у меня было два Вандама, то одного изъ нихъ я непремѣнно повѣсилъ бы»). Представленный императору Александру и опасаясь мщенія за совершенныя злодѣйства, Вандамъ сказалъ государю — «Несчастіе быть побѣжденнымъ, но еще болѣе, — попасть въ плѣнъ; при всемъ томъ, считаю себя благополучнымъ, что нахожусь во власти и подъ покровительствомъ столь великодушнаго побѣдителя». Государь отвѣчалъ ему: — «Не сомнѣвайтесь въ моемъ покровительствѣ. Вы будете отвезены въ такое мѣсто, гдѣ ни въ чемъ не почувствуете недостатка, кромѣ того, что у васъ будетъ отнята возможность дѣлать зло».
Передъ объявленіемъ войны Россіи, въ 1812 году, Наполеонъ отправилъ послу своему при петербургскомъ дворѣ Коленкуру депешу, въ которой, между прочимъ, писалъ, что «французское правительство никогда не было такъ склонно къ миру, какъ въ настоящее время и что французская армія не будетъ усилена». Получивъ эту депешу, Коленкуръ тотчасъ сообщилъ ее лично императору Александру. Государь, имѣя неоспоримыя доказательства, что Наполеонъ дѣятельно готовился къ войнѣ, отвѣчалъ на увѣренія Коленкура: — «Это противно всѣмъ полученнымъ мною свѣдѣніямъ, господинъ посланникъ, но ежели вы скажете мнѣ, что этому вѣрите, то и я измѣню мое убѣжденіе». Такое прямое обращеніе къ честности благороднаго человѣка побѣдило скрытность дипломата: Коленкуръ всталъ, взялъ свою шляпу, почтительно поклонился государю и ушелъ, не сказавъ ни слова.
Во время торжественнаго вступленія русскихъ войскъ въ Парижъ, императоръ Александръ находился въ самомъ радостномъ настроеніи духа и весело шутилъ съ лицами своей свиты. А. П. Ермоловъ, вспоминая этотъ день, разсказывалъ, что государь подозвалъ его къ себѣ и, указывая незамѣтно на ѣхавшаго о бокъ австрійскаго фельдмаршала князя Шварценберга, сказалъ по-русски: — «По милости этого толстяка не разъ ворочалась у меня подъ головою подушка» — и, помолчавъ съ минуту, спросилъ:
— Ну, что, Алексѣй Петровичъ, теперь скажутъ въ Петербургѣ? Вѣдь, право, было время, когда у насъ, величая Наполеона, меня считали простякомъ.
— Не знаю, государь, — отвѣчалъ Ермоловъ, — могу сказать только, что слова, которыя я удостоился слышать отъ вашего величества, никогда еще не были сказаны монархомъ своему подданному.
Проѣзжая мимо Вандомской колонны въ Парижѣ и взглянувъ на колоссальную статую Наполеона, воздвигнутую на ней, императоръ Александръ сказалъ: — «Еслибъ я стоялъ такъ высоко, то боялся бы, чтобъ у меня не закружилась голова».
По окончаніи большого смотра русскихъ войскъ въ окрестностяхъ Парижа, императоръ Александръ возвращался въ городъ въ карстѣ. Кучеръ его, французъ, по неосторожности, задѣлъ коляску частнаго человѣка, сломалъ ее и опрокинулъ. Государь тотчасъ вышелъ изъ кареты, поднялъ хозяина коляски, извинился передъ нимъ и спросилъ фамилію и адресъ. Вечеромъ онъ отправилъ къ нему дежурнаго адъютанта, узнать о здоровьи, а на другой день прислалъ въ подарокъ богатый перстень, новую коляску и прекрасную лошадь, приказавъ вторично проситъ извиненія въ случившемся.