Императоръ Николай Павловичъ большею частію самъ велъ дипломатическія сношенія, и часто вице-канцлеръ но зналъ о его распоряженіяхъ. Вотъ одинъ примѣръ изъ многихъ:
Въ Парижѣ кто-то сочинилъ пьесу подъ заглавіемъ: «Екатерина II и ея фавориты», гдѣ эта великая государыня была представлена въ самомъ черномъ видѣ. Эту пьесу давали на театрахъ. Только что государь узналъ объ этомъ, какъ въ ту же минуту написалъ собственноручно слѣдующее повелѣніе нашему послу при французскомъ дворѣ, графу Палену.
— «Съ полученіемъ, въ какое-бы то время ни было, нисколько не медля, явитесь къ королю французовъ и объявите ему мою волю, чтобы всѣ печатные экземпляры пьесы «Екатерина II» были тотчасъ же конфискованы и представленія запрещены на всѣхъ парижскихъ театрахъ; если же король на это не согласится, то потребуйте выдачи вашихъ кредитивныхъ грамотъ и въ 24 часа выѣзжайте изъ Парижа въ Россію. За послѣдствія я отвѣчаю».
Курьеръ, лично отправленный государемъ съ этимъ повелѣніемъ, засталъ въ Парижѣ посланника за королевскимъ обѣдомъ, тотчасъ же вызвалъ его и вручилъ депешу. Прочитавъ ее, графъ Паленъ смутился; однако-жъ надобно было исполнить это повелѣніе. Онъ возвратился въ столовую, подошелъ къ королю и объявилъ, что, по повелѣнію императора, проситъ сію же минуту дать ему аудіенцію. Эта поспѣшность удивила короля.
— Нельзя-ли, — сказалъ онъ, — по крайней мѣрѣ, отсрочить до послѣ-обѣда.
— Нѣтъ, ваше величество, отвѣчалъ посолъ, — повелѣнія моего государя такъ строги, что я долженъ сію же минуту объяснить вамъ въ чемъ дѣло.
Король всталъ и пошелъ съ посланникомъ въ другую комнату, гдѣ тотъ и вручилъ ему депешу.
Рѣзкій тонъ ея и скорость, съ которою требовалось дать удовлетвореніе, поразили короля Людовика-Филиппа.
— Помилуйте, графъ, сказалъ онъ Палену, — воля вашего императора можетъ быть закономъ для васъ, но не для меня, короля французовъ; при томъ же вы сами очень хорошо знаете, что во Франціи конституція и свобода книгопечатанія, а потому, при всемъ желаніи, я въ совершенной невозможности исполнить требованіе вашего государя.
— Если это окончательный отвѣтъ вашего величества, сказалъ Паленъ, — то, въ такомъ случаѣ, прикажите выдать мнѣ мои кредитивныя грамоты.
— Но вѣдь это будетъ знакомъ объявленія войны?
— Можетъ быть; но вы сами знаете, что императоръ отвѣчаетъ за послѣдствія,
— По крайней мѣрѣ, дайте мнѣ время посовѣтоваться съ министрами.
— Двадцать четыре часа я буду ждать, но потомъ долженъ непремѣнно выѣхать.
Кончилось тѣмъ, что, черезъ нѣсколько часовъ послѣ этого разговора, французское правительство запретило давать эту пьесу на театрахъ и конфисковало всѣ печатные экземпляры. Разумѣется, что графъ Паленъ остался послѣ этого попрежнему въ Парижѣ.
Въ 1844 г. вышла въ Парижѣ вновь пьеса «Императоръ Павелъ», которую хотѣли дать на сценѣ. Узнавъ объ этомъ, государь написалъ королю французовъ, что «если не конфискуютъ этой пьесы и не запретятъ ея представленія на сценѣ, — то онъ пришлетъ милліонъ зрителей, которые ее освищутъ».
Тульское шоссе до такой степени было дурно устроено, что, черезъ годъ послѣ сдачи его въ губернское вѣдомство, — рушилось, и станціи принуждены были перевести на прежній трактъ. Произвели слѣдствіе, кто въ этомъ виновенъ, и отослали для разсмотрѣнія въ генералъ-аудиторіатъ вѣдомства путей сообщенія. Разсмотрѣли, посудили и присудили: что шоссе въ свое время было устроено прочно и въ такомъ видѣ было сдано губернскому начальству, которое, принявъ его въ свое завѣдываніе и не имѣя ни техническихъ свѣдѣній, ни денежныхъ средствъ къ его поддержанію, не можетъ отвѣтствовать за послѣдовавшую потомъ испорченность шоссе. На докладѣ, поднесенномъ съ этимъ рѣшеніемъ на высочайшее утвержденіе, императоръ Николай написалъ: — «Шоссе нѣтъ, денегъ нѣтъ и виноватыхъ нѣтъ; поневолѣ дѣло должно кончить, а шоссе снова строить».
Во время поѣздки государя, въ маѣ 1844 года, въ Лондонъ, онъ, прибывъ неожиданно рано утромъ въ Берлинъ, проѣхалъ прямо въ домъ русскаго посольства. Посланникъ нашъ, баронъ Мейендорфъ, не ожидая посѣщенія такого высокаго гостя, спалъ преспокойно. Его разбудили; онъ отъ удивленія не скоро могъ образумиться, а между тѣмъ государь уже вошелъ къ нему въ спальню и, найдя его въ халатѣ, сказалъ ему съ привѣтливою усмѣшкою:
— Извини, любезный Мейендорфъ, что я такъ рано помѣшалъ твоимъ дипломатическимъ занятіямъ.