Въ 1849 году, когда въ Петербургѣ былъ открытъ политическій кружокъ Петрашевскаго, въ числѣ прочихъ арестованъ былъ и посаженъ въ крѣпость штабсъ-капитанъ лейбъ-егерскаго полка П. О. Львовъ 1-й. При первомъ же допросѣ оказалось, что онъ взятъ по ошибкѣ, и потому его тотчасъ же выпустили. Скоро послѣ того былъ майскій парадъ. Когда проходилъ егерскій полкъ, государь остановилъ 2-й батальонъ и подозвалъ къ себѣ шедшаго впереди 2-й карабинерской роты Львова. На Царицыномъ лугу, полномъ войскъ и зрителей, воцарилась мертвая тишина: всѣ ждали, что будетъ. И вотъ раздается громкій голосъ государя: «штабсъ-капитанъ Львовъ! вы ошибочно были заподозрѣны въ государственномъ преступленіи. Передъ всѣмъ войскомъ и передъ народомъ прошу у васъ прощенія». Львовъ, блѣдный, съ опущенною саблею, стоялъ, пораженный удивленіемъ и восторгомъ, и не могъ произнести ни слова. Потомъ великій князь Михаилъ Павловичъ сказалъ Львову, что государь желаетъ знать, чѣмъ бы могъ вознаградить его за эту прискорбную ошибку. Львовъ отвѣчалъ, что въ словахъ государя опъ получилъ самую высшую награду и болѣе ничего не желаетъ.
Императоръ Николай очень любилъ маскарады, и каждый разъ въ эти вечера появлялся въ Дворянскомъ собраніи. Къ нему подходитъ женская маска съ слѣдующими словами:
— Знаете ли, государь, что вы самый красивый мужчина въ Россіи?
— Этого я не знаю, — отвѣчалъ онъ, — но ты должна бы знать, что этотъ вопросъ касается единственно моей жены.
Во время лѣтнихъ маневровъ гвардейскаго корпуса, императоръ Николай послалъ флигель-адъютанта князя Радзивилла передать начальнику второй кавалерійской дивизіи генералу ІІенхержевскому приказаніе, обскакавъ артиллерійскую батарею, сдѣлать кавалерійскую атаку. Князь Радзивиллъ или не понялъ распоряженія, или не такъ его передалъ, а Пенхержевскій не исполнилъ маневра какъ слѣдовало.
Взбѣшенный Николай подскакалъ къ начальнику дивизіи и сдѣлалъ ему рѣзкій выговоръ:
— Ты своего дѣла не знаешь! Тебѣ надо вернуться въ школу.
Пенхержевскій, публично оскорбленный, отвѣчалъ, что онъ исполнилъ полученное приказаніе.
— Отъ кого? — кричалъ все болѣе горячившійся императоръ.
Пенхержевскій, не желая переносить на голову Радзивилла разразившуюся грозу, отвѣчалъ, что забылъ отъ кого.
— Забылъ! такъ же какъ и строевую службу. Стыдно, сударь, лгать! — и государь, круто повернувъ лошадь, уѣхалъ.
Въ тотъ же вечеръ князь Радзивиллъ явился съ повинною къ императору:
— Я не успѣлъ ранѣе передать вашему величеству, что на маневрѣ сегодня начальникъ дивизіи не былъ виноватъ.
— А кто же?
— Виноватый предъ вами. Я невѣрно передалъ ему приказаніе вашего величества.
— Хвалю за откровенность, — сказалъ государь, — но ошибка сдѣлана, и ее надо искупить. Ты знаешь, что подлежишь аресту. Завтра утромъ распорядись собрать предъ моею палаткой всѣхъ начальниковъ частей и приходи самъ.
На слѣдующее утро, въ назначенный часъ, Николай вышелъ къ собравшимся у его ставки генераламъ.
— Я васъ собралъ, господа, — началъ онъ, — чтобы честно исполнить долгъ справедливости. Меня величаютъ великимъ человѣкомъ и ставятъ на какой-то пьедесталъ. Но самъ я сознаю, что часто впадаю въ провинности и не всегда сдерживаю свою горячность; въ дѣтствѣ мало исправляли мой характеръ. Подъ первымъ впечатлѣніемъ я иногда бываю несправедливъ; такимъ былъ я вчера съ однимъ изъ уважаемыхъ мною офицеровъ. Пенхержевскій, подойди сюда!
Генералъ сдѣлалъ три шага впередъ.
— Я вчера тебя оскорбилъ публично, и при всѣхъ приношу сегодня извиненіе. Прощаешь ли меня?
Тронутый Пенхержевскій наклонилъ голову, чтобы скрыть слезу.
— Обними меня! — вскричалъ государь и крѣпко прижалъ его къ груди.
Затѣмъ, обратясь къ Радзивиллу, сказалъ:
— Благодарю тебя за доставленный мнѣ случай покаяться въ грѣхахъ и отдать должное моему уважаемому начальнику дивизіи.
Вскорѣ послѣ холернаго года, въ Россіи оказался страшный неурожай, и императоръ Николай принялъ самыя энергичныя мѣры, чтобы отстранить отъ народа тяжелыя послѣдствія голода. Разрѣшенъ былъ безпошлинный ввозъ хлѣба; сборъ податей и рекрутская повинность были пріостановлены; значительныя суммы были назначены на покупку зерна для обсѣмененія крестьянскихъ полей. Въ это время ему доносятъ, что одинъ изъ богатыхъ хлѣбныхъ торговцевъ, сдѣлавшій заблаговременно крупныя закупки хлѣба, назначилъ его въ продажу по цѣнамъ несоразмѣрно высокимъ.
Николай послалъ одного изъ своихъ флигель-адъютантовъ узнать отъ него о причинахъ подобной спекуляціи и спросить, не согласится ли онъ понизить цѣнъ.
— Не могу! — было отвѣтомъ, — мнѣ самому хлѣбъ обошелся дорого, и мнѣ нельзя продавать его въ убытокъ.
— Въ такомъ случаѣ, — сказалъ императоръ, — я не хочу насиловать торговли и разорять бѣднаго человѣка; я требую только, чтобы онъ не смѣлъ ни одной четверти продать ниже назначенной цѣны.