Весь театръ разразился громкимъ хохотомъ и единодушными апплодисментами. Умный Безбородко хохоталъ и хлопалъ громче всѣхъ и первый потребовалъ повторенія. На другой день утромъ, онъ послалъ Сандуновой шкатулку съ брилліантами. Подарокъ былъ принятъ; но Сандунова, понявъ, что за брилліанты сильныхъ покровителей прекрасныя женщины отплачиваютъ иногда жемчугомъ слезъ, сочла болѣе благоразумнымъ оставить Петербургъ и выхлопотала себѣ у императрицы переводъ на московскую сцену.
По воцареніи императора Павла, къ Безбородко пришли спросить, можно ли пропустить иностранныя газеты, гдѣ, между прочими разсужденіями, помѣщено было выраженіе: «проснись, Павелъ!»
— Пустое пишутъ, — отвѣчалъ Безбородко, — уже такъ проснулся, что и намъ никому спать не даетъ!
Въ Россіи служили три родные брата Беллингсгаузены: первый, — адмиралъ Ѳаддей Ѳаддеевичъ, второй, — генералъ Иванъ Ивановичъ, третій, — дѣйствительный статскій совѣтникъ Ѳедоръ Ѳедоровичъ, а отца ихъ звали «Карломъ». Конечно, это могло случиться только въ Россіи, и произошло слѣдующимъ образомъ: Ѳаддей воспитывался въ морскомъ корпусѣ. — «Какъ тебя зовутъ?» спрашиваютъ его при пріемѣ.— «Ѳаддеемъ». — «А по отцѣ?» Беллингсгаузенъ, плохо знавшій по русски, не понялъ вопроса. Онъ подумалъ и повторилъ опять: «Ѳаддей». — «Пишите: «Ѳаддей Ѳаддеевичъ». И записали такъ. Иванъ опредѣленъ былъ въ первый кадетскій корпусъ. Совершенно также его возвеличили Ивановымъ, а третьяго, — Ѳедоровымъ. Такъ записаны они были въ корпусахъ, такъ выпущены на службу, служили и умерли самозванцами.
Старшій Беллинсгаузенъ, Ѳаддей Ѳаддеевичъ, былъ замѣчательный морякъ и отличался своимъ прямодушіемъ. Про него сохранился слѣдующій анекдотъ: На маневрахъ флота подъ Кронштадтомъ, въ присутствіи императора Николая Павловича, одинъ корветъ наткнулся на другой. — «Подъ судъ командира»! — грозно сказалъ государь. — Беллингсгаузенъ, стоявшій возлѣ него, началъ ворчать, какъ бы про себя: «За всякую малость подъ судъ!..» Государь сдѣлалъ видъ, что его не слушаетъ. — «Молодой офицеръ, продолжаетъ Беллингсгаузенъ, желалъ отличиться въ присутствіи государя, не размѣрилъ разстоянія и наткнулся: не велика бѣда. Если за это подъ судъ, то у насъ и флота не будетъ». Государь, обратясь къ Беллингсгаузену, сказалъ — «Спасибо, старикъ; ты сказалъ правду. Но все таки надо разслѣдовать». — «Это будетъ сдѣлано, продолжалъ тѣмъ же ворчливымъ тономъ Беллингсгаузенъ, и съ виновнаго взыщется, но не судомъ». — «Правда, правда, повторилъ государь, спасибо!»
Генералъ отъ инфантеріи Христофоръ Ивановичъ Бенкендорфъ (отецъ извѣстнаго шефа жандармовъ, графа А. X. Бенкендорфа) былъ очень разсѣянъ. Проѣзжая черезъ какой-то городъ, зашелъ онъ на почту провѣдать, нѣтъ ли писемъ на его имя.
— Позвольте узнать фамилію вашего превосходительства? — спрашиваетъ его почтмейстеръ.
— Моя фамилія? моя фамилія? — повторяетъ онъ нѣсколько разъ и никакъ не можетъ ее вспомнить. Наконецъ, говоритъ, что придетъ послѣ и уходитъ. На улицѣ встрѣчается онъ съ знакомымъ.
— Здравствуй, Бенкендорфъ!
— Какъ ты сказалъ? Да, да, Бенкендорфъ! — и тутъ же побѣжалъ на почту.
Однажды, онъ былъ у кого-то на балѣ. Балъ окончился довольно поздно, гости разъѣхались. Остались другъ передъ другомъ только хозяинъ и Бенкендорфъ. Разговоръ шелъ вяло: тому и другому хотѣлось спать. Хозяинъ, видя, что гость его не уѣзжаетъ, предлагаетъ, не пойти ли имъ въ кабинетъ. Бенкендорфъ, поморщившись, отвѣчаетъ: «пожалуй, пойдемъ». Въ кабинетѣ имъ было не легче. Бенкендорфъ, по своему положенію въ обществѣ, пользовался большимъ уваженіемъ. Хозяину нельзя же было объяснить ему напрямикъ, что пора бы ему ѣхать домой. Прошло еще нѣсколько времени. Наконецъ, хозяинъ рѣшился сказать:
— Можетъ быть экипажъ вашъ еще не пріѣхалъ; не прикажете ли, я велю заложить свою карету?
— Какъ вашу? Да я хотѣлъ предложить вамъ свою, — отвѣчалъ Бенкендорфъ.
Дѣло объяснилось тѣмъ, что Бенкендорфъ вообразилъ, что онъ у себя дома, и сердился на хозяина, который у него такъ долго засидѣлся.