Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий

Однажды, любимцу императрицы Анны Ивановны, Бирону, понадобилось съѣздить въ Митаву. Вслѣдствіе этого, онъ поручилъ сенату распорядиться, чтобы всѣ дороги и мосты, лежащіе между Петербургомъ и Митавою, были непремѣнно исправлены въ теченіе десяти дней. Разумѣется, сенатъ не могъ исполнить требованіе любимца въ столь короткое время. Дорога оказалась скверной, и Биронъ страшнымъ образомъ разсердился. По возвращеніи своемъ въ Петербургъ, онъ тотчасъ же собралъ къ себѣ всѣхъ сенаторовъ и сказалъ имъ:

— Если я когда нибудь еще разъ найду мосты въ такомъ дурномъ состояніи какъ теперь, то знайте, что прикажу положить на нихъ, вмѣсто досокъ, васъ, господа сенаторы!

Сенаторы не посмѣли возражать и молча поклонились.

(Anecdotes secrètes et intéressantes de la cour de Russie. Londres. 1799. T. 6. Pg. 208).

* * *

Однажды, сенатъ прислалъ рижскому и ревельскому генералъ-губернатору, генералъ-аншефу графу Броуну, указъ, въ которомъ заключался какъ бы выговоръ относительно нѣкоторыхъ его распоряженій. Горячій Броунъ страшнымъ образомъ разсердился и тотчасъ же поѣхалъ въ Петербургъ. Явившись къ императрицѣ и поцѣловавъ по обыкновенію ея руку, онъ съ жаромъ сказалъ:

— Если моя служба не угодна вашему величеству, то объявите мнѣ это прямо, и я удалюсь. Въ противномъ случаѣ, запретите вашимъ подьячимъ меня оскорблять.

— Кто эти подьячіе? — спросила изумленная Екатерина.

— Ваши сенаторы, — отвѣчалъ Броунъ, подавая ей указъ.

Императрица, очень дорожившая полезной дѣятельностью Броуна, поспѣшила его успокоить и при немъ же сдѣлала распоряженіе, чтобы сенатскіе указы отправлялись къ нему съ этихъ поръ не иначе, какъ съ ея одобренія.

(Mémoires du prince Pierre Dolgoroukow. Génève. 1867, T. 1. p. 421).

* * *

Однажды, въ мастерскую къ Брюллову пріѣхало какое-то семейство и пожелало видѣть ученика его Н. А. Рамазанова. Брюлловъ послалъ за нимъ. Когда онъ пришелъ, то Брюлловъ, обращаясь къ посѣтителямъ, произнесъ:

— Рекомендую — пьяница.

Рамазановъ, указывая на Брюллова, прехладнокровно отвѣтилъ:

— А это, — мой профессоръ.

(Воспоминанія Солнцева. «Рус. Стар.» 1876. Т. 15. Стр.630).

* * *

Анна Петровна Бунина была очень красива собою; но, отправляясь ко двору, всегда сильно румянилась и бѣлилась. Однажды, присутствовавшій при ея туалетѣ племянникъ сказалъ ей:

— Вы, тетенька, такая хорошенькая, бѣленькая и румяная; для чего же вы бѣлитесь и румянитесь?

— Глупенькій, отвѣчала она, — это этикетъ двора; я могу сконфузиться, покраснѣть или поблѣднѣть, тѣмъ могу обезпокоить царскихъ особъ, а набѣлившись — я не измѣнюсь въ лицѣ.

(Воспоминанія Стогова. «Рус. Стар.» Т. 24. Стр. 52).

* * *

Князь А. И. Барятинскій былъ въ числѣ нѣсколькихъ гвардейскихъ офицеровъ, отправленныхъ императоромъ Николаемъ въ 1835 году на Кавказъ, для пріобрѣтенія ими военной опытности. Въ Ставрополѣ, гдѣ должно было окончательно опредѣлиться служебное назначеніе князя Барятинскаго, въ это время командовалъ А. А. Вельяминовъ, извѣстный другъ и ученикъ Ермолова и, конечно, послѣ него, самый замѣчательный военный человѣкъ на Кавказѣ во всю первую половину нашего вѣка. Вельяминовъ былъ отчасти человѣкъ стараго покроя по своимъ обычаямъ и привычкамъ, говорилъ, напр., молодымъ офицерамъ ты и т. под. Въ одно прекрасное утро, когда генералъ, отличавшійся тучностью, лежалъ у себя въ кабинетѣ на диванѣ, въ самомъ легкомъ костюмѣ, хорошо обрисовывавшемъ его формы, и, оборотясь лицомъ къ стѣнѣ, читалъ книгу, адъютантъ ввелъ къ нему юношу Барятинскаго и провозгласилъ его фамилію.

— Спроси его, — не двигаясь ни однимъ членомъ сказалъ Вельяминовъ своему адъютанту — онъ изъ тѣхъ что ли, что государь прислалъ сюда учиться дѣлу?

— Точно такъ, ваше превосходительство, — замѣтилъ отъ себя Барятинскій.

— Хорошо, — прибавилъ Вельяминовъ, обращаясь опять къ адъютанту: — такъ скажи ему, чтобы онъ приходилъ сегодня обѣдать въ сюртукѣ, безъ сабли.

Адъютантъ передалъ слова генерала присутствовавшему при этомъ въ роли третьяго лица молодому князю, и этимъ аудіенція кончилась. Кромѣ спины Вельяминова, Барятинскій въ этотъ разъ ничего не видалъ.