Медеръ поспѣшилъ воспользоваться такимъ веселымъ настроеніемъ духа Демидова, объяснилъ ему свое горестное положеніе и намекнулъ, что десять тысячъ рублей могутъ блистательно устроить его дѣла.
— Только-то! — отвѣчалъ на это Прокофій Акинфьевичъ и тутъ же подарилъ Медеру желаемую имъ сумму.
Въ Москвѣ проживалъ одинъ армянинъ, извѣстный тогда всѣмъ подъ именемъ «Тараса Макарыча», человѣкъ недальняго ума, страстный игрокъ и пьяница. Какъ-то онъ зашелъ къ Демидову поздравить его съ праздникомъ. Прокофій Акинфьевичъ обрадовался вѣрному случаю позабавиться и предложилъ Тарасу Макарычу сыграть въ карты, съ условіемъ, чтобы проигрышъ послѣдняго отмѣчался у него на лицѣ углемъ. Тарасъ Макарычъ, конечно, согласился. Въ теченіе игры, Демидовъ усердно подпаивалъ его самымъ крѣпкимъ виномъ, такъ что Тарасъ Макарычъ скоро свалился на полъ, мертвецки пьяный. Тогда Прокофій Акинфьевичъ велѣлъ принести гробъ, уложилъ въ него своего партнера, связалъ ему крестъ-на-крестъ руки, всунулъ пукъ ассигнацій, приказалъ закрыть его крышкой, взвалить на дроги и отвезти къ женѣ. Подъѣхавъ къ дому, гдѣ жилъ Тарасъ Макарычъ, провожатый бросилъ его среди двора и скрылся. На лай собакъ сбѣжались хозяйка, жильцы и сосѣди. Увидя разрисованнаго углемъ Тараса Макарыча, лежащимъ въ гробу, они подняли страшный вой и крики, которые, наконецъ, разбудили покойника. Можно судить, какой испугъ и изумленіе произвело на присутствующихъ такое неожиданное воскресеніе изъ мертвыхъ!
Одинъ изъ заводскихъ приказчиковъ Демидова попросилъ у него разъ денегъ, говоря:
— Батюшка, Прокофій Акинфьевичъ, помогите; до того плохо приходится, что хоть въ петлю лѣзть!
— Очень радъ, только сперва повѣсься при мнѣ; я никогда не видалъ человѣка, который бы добровольно лѣзъ въ петлю, — отвѣчалъ Демидовъ и упорно отказалъ въ пособіи, повторяя:
— Нѣтъ, ты сперва потѣшь меня, а потомъ ужъ и я тебя: выдумка-то твоя мнѣ больно нравится. Удружи, и я твоимъ наслѣдникамъ хоть сто тысячъ дамъ.
Черезъ день онъ смиловался и, отдавая требуемое пособіе, только прибавилъ:
— Видишь, какая у тебя подлая душонка; въ кои-то вѣки, разъ въ жизни, задумалъ сдѣлать неслыханное дѣло, да и то отъ трусости не посмѣлъ. Впередъ ужъ лучше не хвастай, а не то я буду считать тебя за мошенника.
Въ прежнее время существовалъ законъ, на основаніи котораго войска, исполнявшія въ какомъ либо городѣ гарнизонную службу, размѣщались, по очереди, на квартирахъ у обывателей. Тягость постоя падала преимущественно на бѣдныхъ жителей, потому что богатые откупались отъ нея подарками полицейскимъ властямъ. Какъ-то разъ, Прокофій Акинфьевичъ, разсердившись на полицейскаго офицера своего квартала, не послалъ ему обычнаго подарка. Полицейскій, въ свою очередь, желая досадить Демидову, назначилъ въ его домѣ постой для нѣсколькихъ солдатъ. Прокофій Акинфьевичъ не показалъ ни малѣйшаго неудовольствія на такое распоряженіе и, дня черезъ два, написалъ къ полицейскому весьма вѣжливое письмо и убѣдительно просилъ его пожаловать къ нему на обѣдъ. Полицейскій, разумѣется, но замедлилъ явиться на столь любезное приглашеніе. Демидовъ принялъ гостя съ необыкновеннымъ радушіемъ, отлично угостилъ его и къ концу обѣда напоилъ пьянымъ до безчувствія. Въ этомъ видѣ полицейскаго отнесли въ комнату, въ которой находились только диванъ и огромное зеркало. Здѣсь его раздѣли до-нага, обрили ему голову, вымазали все тѣло медомъ, потомъ обваляли въ пуху и оставили спать. На другой день Прокофій Акинфьевичъ съ ранняго утра былъ уже на ногахъ и, дождавшись пробужденія своего гостя, имѣлъ удовольствіе сквозь замочную скважину, видѣть бѣшенство, плачъ и отчаяніе несчастнаго. Насладившись этимъ зрѣлищемъ, Демидовъ отперъ дверь въ комнату заключеннаго и грозно сказалъ ему: «Какъ! ты, полицейскій офицеръ, обязанный смотрѣть за общественнымъ порядкомъ, осмѣливаешься являться ко мнѣ въ домъ въ такомъ безобразномъ видѣ?! Погоди, негодяй, я научу тебя приличію. Сейчасъ же отправлю тебя къ губернатору и буду просить, чтобы тебя, безъ всякаго милосердія, наказали за всѣ твои мерзости!» Растерявшійся полицейскій упалъ къ ногамъ Демидова, со слезами просилъ у него прощенія и клялся болѣе никогда и ничѣмъ не тревожить его. Прокофій Акинфьевичъ потребовалъ, чтобы онъ подтвердилъ все это письменно. Когда полицейскій исполнилъ желаніе Демидова, послѣдній велѣлъ вымыть и одѣть его и, при разставаніи, подарилъ ему парикъ и мѣшокъ съ червонцами.