Въ богатомъ кабинетѣ Разумовскаго, въ рѣзномъ изящномъ шкафѣ изъ розоваго дерева, свято хранилась пастушеская свирѣль и простонародный кобенякъ, который онъ носилъ въ юности. Когда дѣти его, забывшись, высказывали аристократическія претензіи, или черезчуръ гордо обращались съ низшими, Разумовскій, въ присутствіи ихъ, приказывалъ камердинеру отворить шкафъ, говоря:
— Подай-ка сюда мужицкое платье, которое было на мнѣ въ тотъ день, когда меня повезли съ хутора въ Петербургъ; я хочу вспомнить то время, когда пасъ воловъ и кричалъ: цопъ, цопъ!
Въ турецкую кампанію 1791 года, провіантскій чиновникъ, состоявшій при арміи генералъ-аншефа князя Н. В. Репнина, проигралъ казенныя деньги и вслѣдствіе этого впалъ въ глубокую задумчивость. Замѣтивъ въ чиновникѣ перемѣну, Репнинъ нѣсколько разъ спрашивалъ его о причинѣ горя, но чиновникъ давалъ уклончивые отвѣты. Наконецъ, Репнинъ позвалъ его къ себѣ въ кабинетъ и, обласкавъ, сказалъ ому:
— Другъ мой! говори со мною откровенно, не какъ съ начальникомъ, а какъ бы съ отцомъ духовнымъ. Что у тебя за печаль? Я знаю, что ты охотникъ до картъ. Не проигрался ли?
Тронутый такимъ обращеніемъ князя, чиновникъ заплакалъ, упалъ на колѣни и признался, что имѣлъ несчастіе проиграть шестьдесятъ тысячъ рублей казенныхъ денегъ.
— Встань! — сказалъ Репнинъ, — ты не одинъ провинился. Я не менѣе виноватъ, что, зная страсть твою къ игрѣ, доселѣ оставлялъ тебя въ настоящей должности, и такимъ образомъ обязанъ участвовать въ семъ проигрышѣ. Къ счастію твоему, я продалъ на дняхъ одну деревню. Вотъ тебѣ шестьдесятъ тысячъ рублей, но вмѣстѣ съ тѣмъ предлагаю и условіе: немедленно подай мнѣ просьбу объ увольненіи изъ провіантскаго вѣдомства и чтобъ сей разговоръ остался навсегда между нами двумя.
Чиновникъ свято хранилъ тайну и открылъ ее лишь по кончинѣ облагодѣтельствовавшаго его вельможи.
Однажды, императоръ Павелъ спросилъ графа Ростопчина:
— Вѣдь Ростопчины татарскаго происхожденія?
— Точно такъ, государь.
— Какъ же вы не князь?
— А потому, что предокъ мой переселился въ Россію зимою. Именитымъ татарамъ-пришельцамъ, являвшимся лѣтомъ, цари жаловали княжеское достоинство, а являвшимся зимою — шубы.
Разъ, за обѣдомъ у государя, на которомъ также былъ и генералъ-губернаторъ Сибири Пестель, присутствующіе разговорились — какое изъ пяти чувствъ въ человѣкѣ сильнѣе.
— Я полагаю, что зрѣніе, — сказалъ Ростопчинъ; — вотъ, напримѣръ, генералъ Пестель живетъ постоянно въ Петербургѣ, а хорошо видитъ, что дѣлается за нѣсколько тысячъ верстъ въ Сибири.
Сынъ графа Ростопчина, сильно мотая въ Парижѣ, задолжалъ значительныя суммы денегъ. Кредиторы, зная, что у него нѣтъ собственнаго имѣнія, съ требованіемъ объ уплатѣ обратились къ отцу. Старикъ рѣшительно отказался платить долги за сына, предоставивъ кредиторамъ поступить съ нимъ по законамъ. Молодого Ростопчина, по приговору суда, не замедлили заключить въ тюрьму, гдѣ онъ и высидѣлъ опредѣленное время. По окончаніи срока Ростопчина выпустили, и онъ, по законамъ Франціи, не подлежалъ уже болѣе преслѣдованію своихъ кредиторовъ. Послѣ этого, старикъ Ростопчинъ немедленно пригласилъ къ себѣ всѣхъ кредиторовъ и, къ крайнему ихъ удивленію, заплатилъ каждому должную сыномъ сумму, причемъ сказалъ:
— Я и прежде могъ бы это сдѣлать, но хотѣлъ проучить молодого человѣка; а то вы сами знаете, что русскіе не любятъ быть въ долгу у французовъ.
Когда Ростопчинъ уже находился въ отставкѣ и жилъ въ Москвѣ весьма уединенно, къ нему пріѣхалъ родственникъ его, Протасовъ, молодой человѣкъ, только что поступившій на службу.
Войдя въ кабинетъ, Протасовъ засталъ графа лежащимъ на диванѣ. На столѣ горѣла одна свѣчка.
— Что дѣлаешь, Александръ Павловичъ? чѣмъ занимаешься? — спросилъ Ростопчинъ.
— Служу, ваше сіятельство. Занимаюсь службою.
— Служи, служи, да дослуживайся до нашихъ чиновъ.
— Чтобы дослужиться до вашего званія, надобно имѣть ваши великія способности, вашъ геній! — отвѣчалъ Протасовъ.
Ростопчинъ всталъ съ дивана, взялъ со стола свѣчку, поднесъ ее къ лицу Протасова и сказалъ:
— Я хотѣлъ посмотрѣть, не смѣешься ли ты надо мной?
— Помилуйте! — возразилъ Протасовъ, — смѣю ли я смѣяться надъ вами!
— Вижу, вижу! Такъ, стало быть, ты и вправду думаешь, что у насъ надобно имѣть геній, чтобы дослужиться до знатныхъ чиновъ? Очень жаль, что ты такъ думаешь! Слушай же, я разскажу тебѣ, какъ я вышелъ въ люди и чѣмъ дослужился.