Исторические силуэты

Новые назначения на государственные посты становятся исключительно делом рук Аракчеева. Он начинает по своему усмотрению расставлять по министерствам свои креатуры, как шашки на шахматной доске. По указанию Аракчеева в 1817 г. министр юстиции Трощинский[600] заменяется кн. Лобановым-Ростовским[601], про которого Вигель в своих записках выразился так: «Не понимаю, как решился государь вручить весы правосудия разъяренной обезьяне, которая кусать могла только невпопад»[602]. Аракчеев же поддерживал сибирского генерал-губернатора Пестеля, этого ужасного правителя Сибири, ознаменовавшего свое правление неслыханными злоупотреблениями и страшной жестокостью. Полковник Шварц[603], жестокое изуверство которого вызвало знаменитый бунт Семеновского полка[604], был ставленником Аракчеева. По его же указаниям кн. Волконский был заменен Дибичем[605], гр. Кочубей — министр внутренних дел — приятелем Аракчеева, Кампенгаузеном[606], у которого Аракчеев занимал деньги; на пост военного министра назначен Татищев[607], а на пост министра финансов вместо Гурьева[608] — гр. Канкрин[609]. Только это последнее назначение должно быть признано полезным для государства, ибо в лице Канкрина во главе управления финансами становился человек, при всех своих недостатках, целою головой превышавший обычный уровень тогдашних министерьяблей по образованности, опытности и серьезному отношению к своим государственным обязанностям. Но это было случайное счастливое исключение, помимо которого все остальные креатуры Аракчеева отличались соединением посредственности с особенною способностью возбуждать против своей деятельности резкое и притом справедливое неудовольствие общества.

Между тем сам Александр оказывал в это время Аракчееву необыкновенные знаки расположения и милости. Государь все чаще приезжает в Грузино. Со времени своего первого посещения Грузина 7 июля 1810 г. Александр был там затем не менее 11 раз[610].

Каждое из этих посещений сопровождалось обменом письмами между Александром и Аракчеевым, наполненными красноречивыми признаниями во взаимной любви[611]. Отправляясь в частные свои поездки по России, государь нередко берет с собою Аракчеева и, видимо, особенно старается о том, чтобы наглядно показать населению, как высоко стоит значение Аракчеева в государстве.

В 1816 г., совершая такую поездку, государь обыкновенно ехал в коляске с кн. Волконским, но перед въездом в города Волконский должен был уступать свое место в коляске государя Аракчееву. В 1818 г. Аракчеев присоединился к кортежу путешествовавшего государя уже среди дороги, в Кишиневе, и Михайловский-Данилевский отметил в своем дневнике, как государь, обрадованный этим свиданием, весь день ехал с графом в одной коляске. Михайловский-Данилевский видел, как государь несколько раз заботливо оправлял своими руками плащ Аракчеева.

Для всех было ясно, что фавор Аракчеева достиг зенита и уже ничем не может быть поколеблен. «Со временем, — писал в это время кн. Волконский Закревскому, — государь узнает все неистовства злодея (так всегда назывался Аракчеев в переписке между названными лицами и другими членами их кружка. — А. К.), коих честному человеку переносить нельзя, открыть же их нет возможности по непонятному ослеплению его к нему. Между тем растеряет он много честных людей, восстановится прежнее лихоимство и беспорядок в ходе дела»[612].

И действительно с этого времени на весь остаток царствования Александра господство Аракчеева в делах управления делается безусловным. Он держит себя всемогущим визирем и устраняет всех, кто думал стать на его пути.

Грузино становится целью беспрерывных паломничеств. Министры скачут из Петербурга в Грузино с докладами. Масса всевозможного люда тянется туда на поклон, за подачкой или просто с целью изъявления восторга и восхищения перед великолепием Грузина, дабы обратить на себя внимание всесильного временщика на будущее время. Чтобы получить что-нибудь в Петербурге, необходимо стало съездить в Грузино и затем излить на письме свои восторжественные чувства от всего там виденного. Типичным образчиком таких панегириков может служить произведение Магницкого «Сон в Грузине» (Русский Архив, 1863 г. № 12), посланное им Аракчееву на другой день после посещения Грузина: грубо-аляповатое, сусальное восхваление красот и диковинок аракчеевской резиденции.