Въ лавр погребены многіе знаменитые люди; и читая списокъ ихъ, я нашелъ множество именъ, которыхъ уже нтъ въ нашихъ дворянскихъ книгахъ: на примръ, Князей Пожарскихъ, Горбатыхъ, Гагиныхъ, Ряполоскихъ, Воротынскихъ. Князья Долгорукіе имли бы право возобновить фамилію Пожарскихъ, которой послдняя отрасль, внука (естьли не ошибаюсь) Князя Дмитрія Михайловича, вышла за Долгорукаго; съ нею исчезло сіе имя, столь любезное для Рускихъ! – Мн показывали гробъ славнаго Архимандрита Діонисія. Я спросилъ, гд лежатъ кости добродтельнаго Келаря Авраама? и къ сожалнію услышалъ, что Преосвященный Платонъ, любя великихъ мужей Россіи, напрасно искалъ его могилы; время сокрыло ее завсою тайны. Извстно только по запискамъ монастырскимъ, что Авраамъ оставилъ по кончин своей: мало богатства, но много славы. – Въ Успенскомъ Собор погребена единственная Лифляндская Королева въ свт, Мара Владиміровна, двоюродная Племянница Царя Іоанна Васильевича и супруга Магнуса, столь извстнаго въ нашей Исторіи. Iоаннъ игралъ судьбою сего Датскаго Принца; давалъ ему города, чтобы снова отнимать ихъ, веллъ лифляндцамъ быть ему врными, и жестоко наказывалъ ихъ за сію врность; пожаловалъ его въ Короли, и взялъ въ плнъ. Нжная супруга раздляла съ Магнусомъ непостоянную судьбу его; она по любви къ нему отказалась отъ Россіи, когда онъ прибгнулъ наконецъ къ защит Польши, и горести сократили жизнь ее. – Въ часовн, при церкви Сошествія Св. Духа, стоитъ гробъ ученаго Грека Максима, еще боле добродтельнаго, нежели ученаго. Онъ противился браку Великаго Князя Василія Іоанновича съ Княжною Глинскою, находя его незаконнымъ – былъ сосланъ въ заточеніе, возвращенъ при Іоанн и жилъ въ Троицкомъ монастыр, когда Царь, посл своей тяжкой болзни, съ Царицею и съ сыномъ пріхалъ въ сію обитель. Узнавъ о намреніи его отправиться въ Кириловскій монастырь, Философъ Максимъ всячески уговаривалъ Государя остаться въ Москв, доказывая, что Богъ во всхъ мстахъ равно присутствуетъ, и что гораздо лучше царствовать добродтельно, нежели скитаться по отдаленнымъ монастырямъ. Видя же, что Іоаннъ не принимаетъ его совта, онъ предсказалъ ему кончину Царевича. Такъ повствуетъ Курбскій, говоря, что благочестивый Максимъ призывалъ къ себ Князя Мстиславскаго, Адашева и его самого, заклиная ихъ удержать Царя. Но Іоаннъ не послушался, и предсказаніе сбылось. Сей анекдотъ длается еще любопытне своимъ послдствіемъ. Въ монастыр Св. Николая, на берегу рки Яхромы, путешествующій Царь желалъ увидться съ однимъ старымъ монахомъ, который прежде былъ Епископомъ, и котораго любилъ отецъ его. Князь Щербатовъ говоритъ, что лтописцы наши не сказываютъ имени сего монаха, а сохранили только его прозваніе Топорковъ. Почтенный Историкъ ошибся: Князь Курбскій именуетъ его Севастіаномъ, прибавляя, что онъ былъ родомъ изъ Лифляндіи, и за его злыя дла лишенъ Епископскаго сана по смерти Василія Іоанновича. Сей чернецъ совтовалъ Царю быть истинно самодержавнымъ, отнять всю власть у Бояръ и царствовать Ужасомъ. Іоаннъ, по словамъ Курбскаго, такъ плнился коварнымъ совтомъ монаха, что поцловалъ руку его съ восторгомъ, сказавъ: самъ отецъ мой не могъ бы присовтовать мн лучше!.. Царевичь Димитрій скончался дорогою; скоро умерла добродтельная Царица Анастасія; Іоаннъ началъ свирпствовать, и къ семейственнымъ утратамъ своимъ прибавилъ еще важнйшую: потерю любви народной. – Умный Историкъ долженъ разсказывать такіе анекдоты: ибо они любопытны и показываютъ образъ мыслей времени; но онъ иметъ еще и другую обязанность: разсуждать, и сказки отличать отъ истины. Подл Успенскаго Собора вростаетъ въ землю маленькая, желзомъ крытая палатка, гд погребена фамилія Годуновыхъ: Царь Борисъ, супруга его, сынъ еодоръ и нещастная Ксенія. Кто не остановится тутъ подумать о чудныхъ дйствіяхъ властолюбія, которое длаетъ людей великими благодтелями и великими преступниками? Естьли бы Годуновъ не убійствомъ очистилъ себ путь къ престолу, то Исторія назвала бы его славнымъ Государемъ; и царскія его заслуги столь важны, что Рускому Патріоту хотлось бы сомнваться въ семъ злодяніи: такъ больно ему гнушаться памятію человка, который имлъ рдкій умъ, мужественно противоборствовалъ государственнымъ бдствіямъ и страстно хотлъ заслужить любовь народа. Но что принято, утверждено общимъ мнніемъ, то длается нкотораго роду святынею; и робкій Историкъ, боясь заслужить имя дерзкаго, безъ критики повторяетъ лтописи. Такимъ образомъ Исторія длается иногда эхомъ злословія… Мысль горестная! Холодный пепелъ мертвыхъ не иметъ заступника, кром нашей совсти: все безмолвствуетъ вокругъ древняго гроба! глубокая тишина его прерывается только благословеніями или проклятіемъ идущихъ мимо и читающихъ гробовую надпись. Что, естьли мы клевещемъ на сей пепелъ; естьли несправедливо терзаемъ память человка, вря ложнымъ мнніямъ, принятымъ въ лтопись безсмысліемъ или враждою?.. Но я пишу теперь не Исторію; слдственно не имю нужды ршить дла, и признавая Годунова убійцею Святаго Димитрія, удивляюсь Небесному правосудію, Которое наказало сіе злодйство столь ужаснымъ и даже чудеснымъ образомъ.