В классе пятом, как и в последующих, мои попытки выполнить нормы БГТО[22]
на уроках физры успехом не увенчались, что можно было предсказать заранее, ибо я не был готов ни к труду, ни, тем более, к обороне.– чуть ли не ежедневно безуспешно уговаривал меня по радио Лебедев-Кумач. Впрочем, на короткое время его призыв «закаляться, как сталь» возымел действие – я начал по утрам обливаться холодной водой и закончил ангиной. Не утверждаю, что
А на уроках физры, прыгая в высоту, я останавливался перед планкой, бросить гранату мог только метров на пятнадцать вместо двадцати пяти, необходимых для БГТО, в беге на километр испытывал рези в боку, стойку на руках делать не умел, а брусья, перекладина, конь и козел были для меня вариантами телесной пытки. Правда, я понял, что поддерживая канат одной ногой и зажимая его на сгибе второй, можно подтянуться руками почти без усилий, и так, «итерируя», добраться до потолка, но это было недостаточным утешением.
Став постарше, в футболе я дальше роли преданного болельщика ленинградского «Зенита» не продвинулся, хотя в годы начальной школы, бывало, играл и в нападении и в защите, и даже стоял на воротах. Однажды я завоевал уважение своей команды, сняв в падении мяч с ноги прорвавшегося к воротам нападающего. Где и когда происходил матч? За какую команду я выступал? Кем были противники? Хоть убей, не помню. А вот чувство гордости осталось.
Стоп! Внезапно вспомнил, когда и где мы гоняли мяч. Это происходило осенью 1949 года в саду двести девятой женской школы на улице Восстания. Сюда под именем «школа номер 215» перевели несколько классов двести седьмой в связи с переполнением здания школы у Колизея. Мой класс оказался в числе изгнанных. Хочется продолжить – «из рая», потому что расстояние до дома увеличилось раза в два, и в этом смысле через год, когда мы получили собственное здание на Жуковского около Литейного, стало еще хуже.
А двести девятая школа находилась в помещении бывшего Павловского института благородных девиц, где когда-то происходило действие романов Чарской[23]
. Для нас была выделена незначительная часть здания, полностью изолированная от представительниц прекрасного пола.А в футбол мы играли после уроков на спортплощадке невидимого с улицы Восстания сада, примыкающего к заднему фасаду. Именно там, однажды, безмятежно пересекая площадку, я получил страшный удар футбольным мячом, посланным бутсой взрослого парня. Он в меня спокойно прицелился метров с пятнадцати, ударил изо всей силы, попал точно в лоб и радостно загоготал. Мне было не до смеха, но, к счастью, очки не пострадали.
Было бы неправильным представлять меня в школьное время ярко выраженным слабаком. На самом деле я самостоятельно научился плавать лет в десять, сначала на боку и на спине, а потом и брассом, так что и сейчас могу долго плыть, не уставая, но намного медленнее жены Тани, красиво плавающей кролем. Чуть позже овладел я и велосипедом, а в какой-то момент обнаружил, что у меня не такие уж слабые руки – недаром кольца были моим любимым снарядом, в отличие от вышеупомянутых ненавидимых. И в борьбе на руках «кто кого пережмет» я смотрелся неплохо, да так, что заслужил прозвище «мастера стального зажима» от одного из приятелей. Грести меня научил дядя Арон летом 1948 года на Даугаве.
Но ловкостью я никогда не мог похвастаться, и, к тому же, со второго класса носил очки «для дали». Их диоптрийность из года в год увеличивалась и позволила мне в старших классах получить освобождение от физкультуры, а в студенческие годы – и от военной подготовки. В юности довелось мне познакомиться и с лыжами, но весьма поверхностно, без учителя. Имелись у меня и коньки, сначала снегурочки, неудобно прикручиваемые к ботинкам, а потом, к четырнадцатилетию, родственники подарили беговые. Тогда я смог принимать участие в поездках одноклассников на каток в ЦПКО, овеянных романтикой полуосознанной мечты о встрече с прекрасной дамой. Впрочем, катался я посредственно и дамы на катке не встретил.
Описанные скромные спортивные успехи помогли мне избежать комплекса неполноценности, но одна мечта моей жизни не осуществилась – я не научился «давать в морду», хотя такое умение, ой, как требовалось, и не раз.
А уроки физры, повторяю, терпеть не мог, изыскивая отговорки типа «болела голова», чтобы увильнуть. Однажды Юрий Федорович, наш учитель физкультуы в старших классах, интеллигентный и преданный своему делу, подошел ко мне после уроков. «Володя, – сказал он, – я слышал, Вы серьезно увлекаетесь наукой. Но подумайте о своем здоровье. Физкультура Вам в жизни очень пригодится.» Сам он умер от инфаркта, не дожив и до пятидесяти.