Истории молодого математика

Короче говоря, мы-таки районный вымпел получили, и повесили его на стенку. Нам, кроме того, присудили переходящее Красное Знамя дружины, – ведь, став лучшими в районе, мы и подавно стали лучшими в школе.

Я был счастлив! Я был счастлив! Я был так счастлив! Прежде мне никогда не приходилось испытывать столь острую радость.

Вскоре к нам пришел отец нашего одноклассника фотограф Г. Ф. Сафонов, корреспондент «Ленинских Искр», и через несколько дней, отправляясь в школу, я вытащил из почтового ящика свежую газету. Фото нашего отряда получилось замечательно. Первым у знамени стоял наш председатель, следом за ним – я, потом Фимка и остальные пионеры нашего отряда. Снимок комментировала заметка под крупным заголовком «Слава Р. и его друзья», и мои глаза тщетно искали в строчках фамилию Мазья. Потрясенный несправедливостью, в школу в тот день я не пошел, и, надо сказать, лишился некоторых иллюзий. Весь мой общественный энтузиазм испарился.

А в четвертой четверти в классе произошли перемены, которые иначе как драматическими не назовешь. Работа с отстающими внезапно прекратилась. Вернулись двойки. Перед началом уроков в один из последних дней учебного года пионервожатая в ярости ворвалась в классную комнату, бросила нам что-то презрительное и унесла с собой и вымпел и знамя, хлопнув дверью. Но мне было все равно.

А Славу Р. тихо наградили путевкой в легендарную крымскую пионерскую здравницу Артек, о чем он кому-то проговорился осенью, когда история о переходящем вымпеле канула в лету.

В шестом

В шестом классе наша двести пятнадцатая уже находилась на Жуковского, и я частенько преодолевал путь от школы до дома на подножке трамвая – это еще было возможно технически. И когда на повороте с Колокольной на Марата трамвай притормаживал, я спрыгивал на булыжную мостовую. В момент прыжка было важно не попасть под машину, одновременно совершающую тот же поворот. Пару раз, приземляясь, я обдирал колени, но несерьезно. Зато родной угловой дом оказывался совсем под рукой.

Однажды вечером на обратном пути по Владимирскому, рядом со Стремянной, раздался визг и мой вагон тряхнуло.

Оказалось, что женщина бросилась под трамвай, и он переехал ее, насмерть. Собралась толпа, я увидел что-то белое под колесами и поспешил уйти.

А вот отрывок из характеристики, данной мне Софочкой семнадцатого июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года.

Мазья Владимир окончил шестой класс с похвальной грамотой. Культурный умный ученик. Много читает, но не посторонней литературы, а той литературы, которая углубляет знания по предметам. В классе был председателем совета отряда. Хороший пионер, пользуется авторитетом у учеников. Состоял в математическом и литературном кружках.

В связи с этим текстом сделаю следующие четыре замечания.

Во-первых, грамоту я получил несмотря на то, что именно в шестом классе заработал единственную в своей жизни годовую тройку – по черчению! Воспоминания о рейсфедере, готовальне, ватмане, лекалах и т. п. бросают меня в дрожь. К счастью, этот ненавидимый мною предмет не засчитывался, то есть в табеле не появлялся.

Во-вторых, постороннюю литературу я читал. Тут Софочка ошиблась. «Оливер Твист», «Давид Копперфильд», «Шерлок Холмс», «Всадник без головы», «Последний из могикан», «Два капитана», «Швамбрания»… Что касается, литературы, «углубляющей знания по предметам», спорить не стану. Читал все, что попадалось – из интереса и из желания покрасоваться на уроках.

В-третьих, Софочка повысила меня в должности, осознав, что в новом учебном году от умудренного горьким опытом пионера Владимира Мазья в роли заместителя никакого толку не будет: aut Caesar aut nihil. Впрочем, она ничем не рисковала, потому что в конце года должна была выйти на пенсию. А обязанности председателя я выполнял исправно, хотя после прошлогоднего разочарования уже никогда не испытывал большого удовольствия от общественной работы и прежних головокружительных высот не достигал.

В-четвертых, участие в математическом кружке шестого класса вовсе не означало появления у меня сильного интереса к математике. Не могу припомнить, чем мы там занимались в последний год арифметики. Навыками быстрого счета? Признаками делимости?

Добавлю, что в программу шестого класса, кроме русского, арифметики и английского, входили естествознание, география, история и физика.

В седьмом

В седьмом классе к четырем только что названным предметам присоединились химия и Конституция СССР. Русский письменный и устный никуда не делись, а вместо арифметики появились алгебра и геометрия. Мне сейчас трудно представить, как обрушившийся на нас шквал знаний можно было выдержать без ущерба для психики.