Истории молодого математика

Лишь в восьмом классе мы, наконец, получили хорошего учителя английского. Хорошего? Нет, сказано слабо, – отличного учителя! Школьник, по крайней мере, тот кто хочет учиться, тонко чувствует, чего стоит преподаватель. Вот и наша элита сразу осознала, что повезло, когда в школе появился Юрий Борисович Голицынский, изящный, ироничный, всего лет на семь нас старше[36].

Учебник Ю. Б. Голицынского

Юрий Борисович

У меня сохранилось его фото от 1956 года, подаренное им, когда я уже был студентом. На нем Ю.Б., в белой рубашке с открытым воротником, со слегка волнистыми волосами, стоит на берегу озера, опираясь рукой о ствол склонившегося к воде дерева, с легкой улыбкой на устах и мечтательным взглядом. Вылитый Лорд Байрон! Даже симпатичнее! По созвучию его фамилии «Голицынский» с княжеской: «Голицын» мы заключили, что он принадлежит к древнему дворянскому роду[37].

Учить нас английскому ему явно нравилось. Мы чувствовали, что он талантлив. Вдохновлялись. Старались. Только сейчас, в 2011 году, увидев на сети рекламу его многочисленных книг, я понял, что Ю.Б. развивал свою собственную методику преподавания английской грамматики. В моем случае его система оказалась эффективной, пишу без ошибок.

Что же касается активного владения языком, то на него в школьной программе времени практически не отводилось. В 50-х предполагалось, что с живыми носителями языка массе советских школьников общаться не придется, поскольку с политической точки зрения это было нецелесообразным.

Аркадий Алексеев

Не в нашем «В», а в классе «А» имелось единственное в школе исключение из правила: Аркашка Алексеев бегло говорил по-английски. Не помню, что послужило искрой, но, так или иначе, мы с ним крепко подружились в восьмом классе. В его характере присутствовали мягкость и теплота, да и внешнее обаяние, которым он не был обделен, вызывало во мне симпатию. Но, пожалуй, самое главное, что меня привлекало в Аркашке, – его яркая гуманитарная одаренность.

Жил он недалеко от меня, на Стремянной, между Марата и Поварским переулком, и мы после школы проводили много времени в его квартире. Он часто оставался дома один, поскольку его мать и отчим, актеры Театра Балтфлота, были заняты на репетициях или спектаклях.

Я уговорил Аркашку обращаться ко мне только по-английски и робко, без заметного успеха, пытался отвечать. Помню, мы взялись переводить на английский некоторые популярные в те дни лирические песни, и, как мне казалось, дело шло на лад. Вот запомнившееся начало одного шлягера из репертуара Муслима Магомаева на русском и в нашем английском переводе:

Надо мной ярко звезды мерцают,
И листвой шелестит ветерок.
В темном небе луна проплывает,
Словно лилии белый цветок…

There are lights of bright stars in the deep sky,
And the leaves rustle in the light breeze,
While the moon floating thoughtfully keeps high,
Like a lily on water in peace…

Заключенный Алексеев в лагере, Мордовия

Ближе к окончанию школы каждый из нас занялся своими проблемами, и встречи стали редкими. Отчетливо помню, что как-то раз пытался убедить Аркашку подать документы в Университет на филологический, но романтик выбрал философский. Спустя короткое время он был оттуда исключен за антисоветчину: разорвал и выбросил в урну в коридоре Университета красную именную путевку на стройку, а какой-то бдительный энтузиаст собрал клочки и возбудил дело. Позднее я узнал, что Аркадий и его жена, балерина, пытались перейти турецкую границу вблизи Батуми, но были задержаны и два с половиной года провели в лагерях.

С тех пор много воды утекло. Алексеев с женой и сыном давно живет в Америке. Он преподает в Калифорнийском университете в Беркли. Семь лет назад мы с Татьяной навестили их и провели вместе несколько прекрасных дней. Не верилось, что прошло полвека со времени наших встреч в Ленинграде.

А на днях я позвонил Аркашке и попросил пополнить мои воспоминания о нашей дружбе в юности. Времени на работу я дал ему мало, да и объем ограничил, и в результате получил следующее:

Рассказ Алексеева

«Меня зовут Аркадий Алексеев. Я родился в Ленинграде. Но это было давно, 74 года назад, и я уже почти забыл Ленинград, тем более что он теперь и не Ленинград.

И вот недавно утром зазвонил телефон, и я услышал в трубке:

– Аркашка?