Истории молодого математика

Миша Данилов имел множество талантов: прекрасно рисовал, занимался художественной фотографией, был необыкновенно музыкален. Как-то раз я стал свидетелем того, как он экспромтом заменил заболевшего ударника на репетиции университетского джаза. Уже в зрелом возрасте Миша научился вытачивать курительные трубки, и сам великий трубочный мастер Алексей Борисович Федоров выделял его среди своих учеников. Трубки Миша дарил друзьям. Сам он курил только «Амфору», и в его квартире всегда приятно пахло именно этим табаком.

Статья о М. В. Данилове в «Ленинградской Правде»

Когда Данилов окончил матмех, мы стали встречаться реже. Расскажу об одном из моих визитов к нему, относящемуся, по-видимому, к концу 1960 года. Я сидел у него на Мойке, когда позвонил Юрский и сказал, что он и Саша Белинский хотят заглянуть. «Заходите, заходите», – ответил Миша.

Юрского до того я видел на сцене БДТ и пару раз в студии, где Миша меня ему представил. Но никакой уверенности, что он меня запомнил, у меня не было. Что касается Александра Белинского, то это сейчас он – прославленный режиссер, а тогда ему было тридцать два года, и знали его только в театральных кругах. Конечно, он придет с Юрским, но само его имя мне ничего не говорило. В общем, я застеснялся и собрался уйти. Но Миша отговорил: «Оставайся, они ненадолго», – сказал он. Я остался и до сих пор, спустя полвека – под впечатлением. Попробую объяснить почему.

Через полчаса гости пришли и начали обсуждать дела Белинского. Он, если не ошибаюсь, ставил что-то в театре на ул. Рубинштейна и искал в Ленинграде постоянную работу.

Но затем тема сменилась. Речь пошла о каком-то спектакле, где участвовали актеры и актрисы, известные всем присутствующим, кроме меня. В целом, гости не одобряли ни пьесу, ни режиссуру, ни игру исполнителей, и критиковали все это, каждый по своему, используя как речь, так и дар имитации. Миша в разговоре почти не участвовал, а я, вообще, не произнес ни слова, испытывая что-то вроде транса и ступора одновременно. Я был буквально потрясен возникшим в двух шагах от меня блестящим импровизированным диалогом двух гениальных мастеров театра. Их речь казалась мне более образной, логика – более гибкой, восприятие мира – более красочным и многогранным, чем у меня. Сравнение подсказывало, что привычка к логизированию в речи и в вопросах повседневной жизни, выработанная спонтанно как следствие занятий математикой, обедняет и мою речь и мою жизнь[79].

В 1965 году Данилов закончил Институт театра, музыки и кинематографии, на чем настаивал Г. А. Товстоногов, затем недолгое время работал в Лениградском театре драмы им. Пушкина, а в 1966 году Г.А. взял его к себе. В БДТ Миша получал маленькие характерные роли. Он неоднократно снимался в кино и на телевидении, в частности, у Белинского.

Как-то осенью 1975 года Миша позвонил мне и пообещал показать нечто интересное. Он привел меня к закрытой на висячий замок двери во дворе Главного здания Университета, и пока где-то доставали ключ, перед дверью собралось человек десять. Большинство из них были мне незнакомы, но кое-кого я узнал: Юрского, Тенякову, Стржельчика, Рецептера… За дверью оказался маленький зал с несколькими рядами стульев и кинопроектор. Затем нам показали «Фиесту», блестящий фильм, сделанный Юрским в 1971 году, в котором играли некоторые из присутствующих, Миша Данилов, в том числе. Рассказывать драматическую историю «Фиесты» не стану – ее легко найти в сети. Напомню лишь, что в 1974 году партийные власти приказали уничтожить все копии фильма, в котором роль матадора блестяще играл Михаил Барышников[80], но одну пленку сумели спрятать. Именно эту спасенную копию и показали на том секретном просмотре.

В 1987 году Ленинградское телевидение готовило передачу, посвящнную 50-летию Данилова. Юбиляра попросили назвать троих друзей, которые могли бы рассказать о нем. Он назвал режиссера А. Белинского, фотокорреспондента ЛенТАСС Ю. Белинского и меня. Я был потрясен, горд и страшно волновался! Приготовил текст, выучил наизусть – так мне казалось, во всяком случае.

И вот 30 апреля отправился я на Центральное телевидение. Перед съемкой меня впервые в жизни напудрили, как положено, чтобы лоб и лысина не блестели под софитами, и посадили за стол перед камерами. Вот-вот начнут снимать, а я вдруг чувствую, что голова пустая, ни слова не помню. Тем не менее, как-то собрался, и обошлось. То был мой первый, незабываемый и единственный в жизни опыт телевизионного выступления. Как жаль, что на телевидении в то нищее (и докомпьютерное) время записи передач такого рода не сохраняли в целях экономии пленки.