Первоочередной задачей добродетели является нейтрализация страстей, аффектов в душе. Достигается это следующим способом. Разум констатирует крайние проявления какого-нибудь чувства (эти крайние проявления являются аффектами конкретного чувства) и указывает на середину между ними. Эта середина и есть умеренный, а потому и оптимальный вариант проявления чувства, который разум предлагает воле для осуществления. Например, серединой между трусостью и бездумной отвагой будет мужество, между мотовством и скупостью – бережливость, и т.д. Самый важный момент в этом процессе – предложение разума воле действовать определенным образом и согласие либо не согласие воли с этим предложением – есть именно решение воли согласиться или не согласиться с рекомендацией разума.
Сократ этот момент в расчет не принимал, ибо для него решение разума в этической области носило настолько очевидно непререкаемый характер, что сомнение или, тем более, отвержение этого решения было равносильно безумию, абсурду. В этом то и состоял этический интеллектуализм Сократа. Точка зрения Аристотеля более реалистична. Он учел тот общеизвестный факт, что человек нередко отвергает вполне разумный план какого-либо поступка и осуществляет действие явно разумно несуразное, даже дикое, но соответствующее какому-то капризу воли, как правило стимулированному аффектом гордыни. Поэтому, отыскание разумом середины между аффектами и предложение воле этой середины для осуществления её на практике – это не самое главное в этическом процессе, а скорее, рутинное дело. Главное в другом – в свободном решении воли эту рекомендацию осуществить. Воля свободна и в этом своем качестве при стимулировании поведения человека противостоит разуму вполне на равных. В этом пункте очевиден отход Аристотеля от рационалистической психологии Сократа. Если в душе человека наличествуют два начала, определяющих поведение с практически равной силой, то человек есть не исключительно только разумное существо, но существо разумно-волевое. Это, конечно, ближе к традиционной психологии и к обычному пониманию психических реалий. В области обычно понимаемой этики Аристотель делает ещё одно замечание чисто практического характера: этически выверенное поведение, правильное поведение, может быть результатом только того направления воли (не разума!), утвердиться в котором можно лишь посредством более или менее долгого упражнения и привычки. Из признанного разумным обычая действовать путем долговременного осуществления этого обычая – только так и может возникнуть твердо намеченный таким образом поведения «нрав», являющийся основой нравственности, этики.
Все эти рассуждения Аристотеля, в сущности, полностью исчерпывают этическую проблему. Однако у него есть добавление к ним, которое обозначается рубрикой «дианоэтические добродетели». Дианоэтические – это теоретические[41]
. Само словосочетание «дианоэтические добродетели» поначалу даже сбивает с толку. Какие могут быть «теоретические добродетели», если категория добродетели может мыслиться только по отношению к практике, и предполагает определенные нормы поведения, а не мышления (у которого свои нормы – логические). Не противоречие ли это в самом понятии,Аристотель: человек есть существо, самой природой предопределенное к общественной жизни.
С этикой у Аристотеля тесно связано его учение об обществе-государстве. Это естественно, ибо этические нормы предназначены для регулирования общественной жизни, и там только и проявляются в полной мере, на практике. Прежде всего Аристотель определяет человека как существо, самой своей природой предопределенное к общественной жизни. А так как эта природа в самой ценной своей части есть разум, то, естественно, полное раскрытие разума возможно только в обществе-государстве. Руководящей целью общественно-государственной жизни должна быть «справедливость», т.е. этическая ценность. Совершенствование нравственного состояния общества, всё более полное осуществление справедливости в общественной жизни возможно при любом типе государственного устройства – монархии, аристократии, демократии, – лишь бы эти способы управления соответствовали своему определению. Если будет не так, если нормы монархии, аристократии и демократии будут на практике искажены, то тогда вместо монархии получится деспотия, вместо аристократии – олигархия, вместо демократии – охлократия, т.е. образы правления, несовместимые со справедливостью.