Вообще критическое отношение философов-эмпириков к понятию «субстанции» вполне объяснимо. Это понятие является одним из ключевых технических терминов рационалистической философии, которым она пользуется в своей онтологии (вспомним онтологические рассуждения Декарта и Спинозы, содержание которых как раз и состоит в анализе различных «субстанций» и в установлении между ними различных отношений). Критика понятия «субстанции» есть выражение общего критического отношения к рационалистической философии, что является имманентной установкой философов-эмпириков. Заслуга Юма состоит в том, что он эту критику с неуклонной последовательностью довёл до логического завершения. Если Локк просто ограничился утверждением, что «субстанция» непознаваема и, тем самым, рационалистическая онтология (= метафизика) лишается необходимого обоснования, а Беркли своей критикой аннулировал «материю» как один из двух вариантов «субстанции», но оставил при этом в неприкосновенности другой вариант, «дух», то Юм довёл критику понятия «субстанции» до её логического завершения – до аннулирования самого этого понятия.
Такой непреклонный скептический критицизм задел и одно из важнейших положений традиционного религиозного мировоззрения – понятие о душе. Ведь религия душу толкует именно как субстанцию, и именно забота о загробной судьбе души как субстанции является основой религиозной практики. Но если отвергается «субстанция», то тем самым отвергается и субстанциальность души, и в душе ничего не остается кроме наличного набора душевных переживаний – эмоций, желаний, ощущений, представлений. И такой вывод Юм сформулировал. Для него душа есть только сочетание душевных переживаний, без всякой субстанциальной связи. Ясно, что в этом пункте гносеологический скептицизм Юма вошел в очевидное противоречие с христианским мировоззрением. Однако в силу определённого стечения обстоятельств отрицание Юмом субстанциальности души и вообще вся его критика понятия «субстанции» не привлекли особого внимания читателей[158]
.