История европейской философии: курс лекций

Другая надуманная философская проблема зафиксирована в пункте «idola specus». Якобы индивид имеет фатальную склонность придавать своим суждениям об окружающей действительности объективный характер, т. е. индивид склонен отождествлять свое знание о действительности с самой действительностью, а это де и есть гносеологическое заблуждение. Что такая склонность у человека есть, это бесспорно. Но ничего тут фатального и гносеологически опасного нет. Прежде всего не надо упускать из виду, что здесь речь идёт только об естествознании, знании об окружающем человека физическом мире, а не о метафизическом или религиозно-метафизическом знании. Сам Фрэнсис Бэкон ведь только естествознание и считал истинным знанием. Религиозно-метафизическое, и вообще метафизическое, знание получается исключительно только путём прямого обучения, путём устной непосредственной передачи слов от человека к человеку (или через письменные тексты). Естественно-научное же знание основным своим источником имеет непосредственный контакт индивида с окружающей его природой. При такой зависимости естественно-научного знания от своего объекта – природы, естественной выглядит постоянная проверка своего индивидуального знания сравнением с природной действительностью, копией которого индивидуальное знание всегда стремится быть. Если между знанием индивида о внешней действительности и самой этой внешней действительностью нет несоответствия, то тогда вполне оправдана склонность индивида отождествлять свое знание о действительности с самой этой действительностью. (Это сравнение знания и действительности обычно ведётся в плоскости исключительно практической, в терминах обычного здравого смысла.) И это оправдано практически, ибо только при соответствии знания о действительности с самой действительностью практика только и возможна, так как практика есть воздействие человека на природную действительность, а это воздействие невозможно без знания человеком этой действительности. Где же тут гносеологическая проблема? Если замечается несоответствие индивидуального знания и его объекта – природы, то индивидуальное знание соответствующим образом исправляется на практике без всяких теоретических затруднений и гносеологических умствований. У Фрэнсиса Бэкона, правда, указан специальный способ исправления данного заблуждения (склонности индивида своё субъективное знание считать объективным). Сущность этого способа в том, чтобы свои суждения сравнивать с аналогичными суждениями других людей, и если свои суждения окажутся неправильными, то от них надо отказаться и перенять чужие суждения. На практике это, конечно, так и бывает: неопытный в своем ремесле ученик постоянно контролируется опытным в этом ремесле мастером, а сущность этого контроля как раз и состоит в том, чтобы неуверенные практические навыки и неточные суждения ученика заменить твердыми навыками и точными суждениями опытного и знающего мастера. Но в таком рутинном практическом обучении, известном во все времена и во всех культурах, ничего собственно философского нет. Вообще странно и неестественно выглядит всё это надуманное умствование в приложении к той практической сфере, в которой философское теоретизирование не только неуместно, но даже иногда выглядит комично. Если на это возразить предположением, что Фрэнсис Бэкон имел в виду не прикладные профессии-ремёсла, а некое «научное исследование природы», то тогда неизбежно возникает вопрос: а что такое вообще «научное исследование природы», если оно не есть именно практическое исследование? Можно ли теоретически исследовать природу? Не очевидно ли, что теория лишь закрепляет каким-то образом, словами или числами, результаты практического исследования, но само-то исследование природы осуществимо только лишь как практическое. Возможен следующий вопрос: а как же математика? Ведь именно математика считается теоретической основой естествознания, что в настоящее время всем известно и не оспаривается. Но Фрэнсис Бэкон, на что уже обращалось внимание, как раз о значении математики для естествознания и не рассуждал. И своя логика в этом равнодушии к математике была. Ведь математика, во всяком случае, слишком теоретична, а теоретичность тесно ассоциируется с абстрактным метафизическим умствованием. Отрицание же метафизики было исходным принципом философии Фрэнсиса Бэкона. Математика игнорировалась, потому что отрицалась метафизика.