История Финляндии. Время императора Александра I

В Швеции остались приверженцы Франции и они не теряли надежды на возвращение Финляндии. Они понимали, что собственных сил для этого недостаточно и потому стали возлагать свои надежды на старую свою союзницу. Шведам, конечно, не легко было мириться с потерей Финляндии, и они терпеливо ожидали благоприятных для них политических комбинаций. Какие чувства сохранялись в груди по крайней мере некоторых из них, показывает отрывок из письма Стедингка к Рейтергольму... «Я смотрел на это чудное Ладожское озеро с таким чувством сожаления, с каким смотрят на свою прежнюю любовницу, похищенную счастливым и ловким соперником. Не будем, однако, отчаиваться, мой друг; в один прекрасный день оно будет снова нашим, но для этого необходимо много лет хорошего управления и экономии, продолжительный мир, который не изменил бы наши права и не притупил бы нашу храбрость, а для этой страны (России): смуты, мятежи среди подтачивающих ее уже пороков, войны, победы, азиатская роскошь, сатрапы, рабы и полнейший хаос, как неизбежное последствие всего этого. Но, друг мой, — Финляндия, Финляндия, — вот наша точка опоры; наша плотина, которая должна удержать этот поток. Надо, чтобы она была твердой и устойчивой; без этой страны мы ничто, мы не будем иметь никакого значения, мы превратимся в подначальную державу, которая будет не в силах поддерживать свою независимость».

В Финляндии современники её присоединения к России «единодушно прославили великодушие» Императора Александра I, с которым он утвердил «конституцию», свободу и преимущества покоренных; но вместе с тем сознавали, что от работы будущих поколений зависит начатое дело. В этом отношении интересны мнения епископа Якова Тенгстрёма. Он оставил после себя черновой незаконченный очерк, написанный непосредственно после заключения мира в Фридрихсгаме и посвященный вопросу «Что должен сделать народ Финляндии, чтоб и впредь сохранить свое национальное существование и свою конституцию?» — Тенгстрём вопрошает, можно ли мечтать о воссоединении с Швецией и отвечает: — Никакой пользы. Нам особенно Швеция не нужна: только железные её руды». Далее он спрашивает: «Что значит сохранить себя нацией? И какие средства, и причины, главным образом, способствуют тому?» Прежде всего, говорит он, следует укрепить и утвердить национальный дух (установиться, как нация под русским императорским покровительством), поддерживать лютеранскую религию, совершенствовать торговлю и промышленность для того, чтоб народ мог зависеть от самого себя и приобрести уважение своих владык; надо созвать сейм, но, — добавляет он, — «будущий сейм должно вести иначе, чем последний» (т. е. Боргоский).

В письме к Ребиндеру 1816 г. Яков Тенгстрём выразил опасение, что судьба Финляндии будет столь же печальна, как участь Выборгской губернии, если потомки не будут иметь мужества и разума поддержать и защищать то, что теперь приобретено. А для избежания такой опасности, по его мнению, следовало бы поддерживать высокую степень образования и нравственной культуры. «Та масса просвещения и либеральных воззрений, которыми теперь, к счастью, обладает нация, и те хорошие принципы, в которых она должна подняться и совершенствоваться, суть тот единственный и действительный костер, который в состоянии поднять слабость против силы, и этот костер, если его правильно будут усиливать и поддерживать, всегда станет, даже при неблагоприятных условиях, внушать к себе уважение».

Умный совет епископа подымать образование и нравственность не прошел бесследно, и культура Финляндии явилась той истинной «конституцией», как выразился Л. ф.-Гартман, которой край в праве гордиться.