История Финляндии. Время императора Александра I

Видно, какой-то рок тяготеет над судьбой войны 1808 — 1809 гг. Когда она происходила, то терялись в ряде других близких к ней войн; а затем, в течении столетия, она, подобно слабому ручейку, не могла пробиться сквозь пески российской беспечности.

«Война в Финляндии, — писал Денис Давыдов, — во время самого своего разгара, не обратила на себя взоров ни граждан, ни военных людей. Не до того было общему любопытству, утомленному громадными событиями в Моравии и восточной Пруссии, чтобы заниматься войною, в которой число сражавшихся едва ли доходило до числа убитых и раненых в одном из сражений предшествовавших войн. К тому же первая половина её не была ничем другим ознаменована, как вооруженною прогулкою войск наших почти до границ Лапландии».

«Финляндская война, будучи поглощена событиями, еще огромнее предшествовавших, погибла в неизвестности», — печалится Денис В. Давыдов. «Вызвать эту войну к бессмертию» хотел было Фаддей Булгарин, и произвел несколько опытов её описания, но, «удостоверившись на деле, — пишет он, — что в нашей Святой Руси любовь к отечественному не проявляется еще довольно сильно привязанностью к историческим предметам», приостановился.

Русские не поняли громадного значения войны 1808 — 1809 г. для своего отечества и не сумели по достоинству оценить подвигов своих соотечественников, принявших участие в одном из труднейших походов.

Правда, «никаких особенно величественных операций в этой войне не было. Ни одного великого, блистательного, навсегда достопамятного происшествия не было». Энергия, по всем видимостям, отсутствовала у предводителей обеих воюющих сторон. Кровопролитностью эта борьба далеко не отличалась. Много было допущено бесцельных и утомительных переходов. Происходившая борьба временами напоминала игру в жмурки, так как противники схватывались на удачу. Подвигам здесь было мало места. В начале марта 1808 г. Коленкур сообщил в Париж: «Действия продолжаются в Финляндии без особенной энергии и без особенного сопротивления». На «географического врага» наши наступали без яркого проявления искусства и настойчивости, хотя из Франции подсказывали, что «Император с удовольствием будет смотреть (даже) на захват Стокгольма русскими». Крепости Свартгольм и Свеаборг сдались, но не под отважными приступами и градом грозных выстрелов. Их погубило нравственное разложение гарнизона, упадок в нем дисциплины и воинского духа. В марте 1808 г. французский посол писал: «Занимают Або; в непродолжительном времени возьмут Вазу. Финляндию можно считать завоеванной. По словам Императора, поход этот не стоил и 30 человек». Прибавим к этому резкое замечание нашего генерал-провиантмейстера Д. Б. Мертвого: «Побыв в армии, действительно можно было видеть всю неимоверную глупость главнокомандующего. Все успехи происходили от бессилия неприятелей, и что находились в команде его несколько молодых генералов достойных».

Пусть все это было так, но указанным нельзя ограничиться при оценке войны 1808 — 1809 гг. Она потребовала затраты большего количества труда, и её участники перенесли много невзгод и лишений. Война началась зимним походом, во время которого морозы достигали 20 и 30 градусов, и северный ветер жег, как пламя и покрывал щеки струпьями. От ветра огораживались на стоянках снежными валами и срубленными елками. Лето причинило новые страдания. Войска изнурялись голодом; бывали периоды, когда приходилось питаться почти исключительно грибами. Нередко войска претерпевали величайшую нужду, познав тщету золота, на которое нельзя было купить куска хлеба. Затем поднялись партизаны. Случалось, что по неизмеримым лесам разлились пожары, каждый шаг приходилось брать с бою. «Кровь храбрых, — писал Денис Давыдов, — «запеклась на скалах», рассеянных по краю, в котором проводили часть жизни наши войны, гоняясь за славой».

В лагерь финского отряда проникла весть о победе при Пулкилла. В майский солнечный день финны собрались на зеленом холме среди ноля для молитвы. Вдали зеленел лес, пели птицы, все возвышало настроение, — говорил очевидец Асп, — только деревянный некрашеный крест над могилою русского майора нарушал гармонию, наводя на грустные мысли. — Некрашеные кресты давно, конечно, сгнили, поля сотни раз перепаханы и следы о тех, которые ценой тяжелого труда, ценою жизни подарили России Финляндию, стерты с лица земли. Кости храбрых рассеяны по краю. Мужественно они мерзли, голодали и умирали в снегах и лесах Финляндии, но их слава, их заслуги не почтены еще ни единым признательным памятником. Слава вам, честные и безыменные герои!

Другой участник этого похода, Фаддей Булгарин, отметил, что «Финляндская война была в одно и то же время ученою, народною, наступательною, оборонительною и во всех случаях чрезвычайно упорною с обеих сторон. Успех столько же зависел от топких соображений военных действий, от маневров, в стране, почти непроходимой для наступающего войска, по причине теснин, болот, гор, рек, озер и мрачных лесов, встречающихся на каждом шагу, как и от быстрого натиска и решительности».