История Финляндии. Время императора Александра I

Затем, комиссию финляндских дел признано было нужным составить из чиновников великого княжества Финляндского. Приказано было «употреблять впредь до времени шведский язык, но переводить тотчас же на русский язык». Высочайшие повеления составлялись по-русски и переводились на шведский язык. Все Высочайшие повеления сенату и генерал-губернатору надлежало объявлять не иначе, как через комиссию. Армфельт поспешил написать Шернвалю 26 ноября 1811 г.: «я должен также предупредить, что никакое финское дело не должно быть представляемо Императору помимо комиссии; если бы случилось иначе, то Его Императорское Величество тотчас же с фельдъегерем высылает бумаги ко мне. Сперанский, с которым я вполне в добром согласии, знает это и никогда не говорит с Императором ни о чем, касающемся Финляндии, не выслушав сперва моего мнения». Основываясь на сем, генерал-губернатор граф Штейнгель не раз отвечал, что не может объявить сенату Высочайшего повеления, так как оно последовало не чрез комиссию.

Вскоре к Армфельту привезли «четыре воза» дел, которые были «потоплены» у Сперанского. Стали приводить в порядок заброшенную переписку. Некоторые акты пропали; дела, значившиеся в списках правительственного совета, не могли быть отысканы.

Первое заседание комиссии состоялось 29 ноября 1811 года, а протокол утвержден 22 декабря. В том же декабре штат комиссии был увеличен назначением д. с. с. Росенкамфа.

Первоначальный мотив, которого держался Армфельт, добиваясь комиссии по финляндским делам, выражен им в письме к Аминову: «Пока мы не будем иметь нашей собственной канцелярии и пока наши дела идут в очередь с делами прочих русских провинций, до тех пор учреждения Финляндии, отличные от прочих русских учреждений, будут парализованы».

Учреждение финской комиссии было, таким образом, важным шагом к признанию отдельного положения Финляндии в составе русской монархии. Идея Армфельта восторжествовала, и отделение началось. Сперанский и Армфельт одинаково носились с мыслью об учреждении особой финляндской канцелярии; разница заключалась лишь в том, что Сперанский «считал необходимым, чтобы русский государственный секретарь, каковую должность он сам занимал, по-прежнему руководил докладыванием финляндских дел монарху», и чтобы проектируемая канцелярия наполовину состояла из русских и финнов; Армфельт же держался того мнения, чтобы подчиненные «начальника кабинета» избирались из среды финской молодежи. В этом важном пункте, — писал финляндский историк, — как и в других пунктах, Армфельту удалось провести более патриотический взгляд, и этому обстоятельству местные писатели придают и не без основания чрезвычайно важное значение. «Учреждение комиссии по финляндским делам, — пишет, напр., Эдв. Берг, — было без сомнения тогда и полезно, и необходимо, в особенности для того, чтобы снести с дороги основанный в октябре 1809 г. финляндский комитет, большинство членов которого были русские».

Планы о комиссии финляндских дел поведены были Армфельтом столь искусно, что на наем ей дома в Петербурге из нашего государственного казначейства производилась ежегодно выдача в размере 6.000 р. — Только в 1819 г. наем дома комиссии повелено было оплачивать из финляндских сумм.

С самого начала председатель комиссии поставил свои дела на широкую ногу. «Мое назначение, — писал он, — не в том состоит, чтобы сидеть здесь и заниматься пустяками: я должен дать администрации верный ход и предоставить средства на устройство всего». Текущих дел он не считал своею главною задачею, дабы иметь возможность сосредоточить надлежащее внимание на организационных и конституционных вопросах. Из Армфельта создался верховный решатель дел края.

«Искренняя привязанность Императора к Финляндии, писал он, не подлежит сомнению. Я имею много доказательств тому, что ни политики, ни притворства здесь нет и следа; и если не исполняется все то хорошее, что могло бы быть сделано, то это следует приписать нашему мизернейшему общественному настроению, нашему плохому составу правительственного совета и тем тайным, но сильным козням, которые здесь действуют против нас. Я, конечно, не отступаю перед этими многоголовыми чудовищами (monstres à plusieurs têtes), пока не увижу, что ничего не могу поделать. Тогда близость Оминне (имения Армфельта) явится маленьким хорошим отступлением. Множество главнейших принципов, также как и способы работ уже установлены с Императором, и много еще. Хорошее начало положено врачебной организации, и будь те, что составляют теперь Collegium medicum, хорошие ребята, то эта часть представит много улучшений. Дело с банком тоже начато, и я надеюсь получить от Императора заем в полтора миллиона кред. рублей с тем, чтобы обменять шведскую монету. Судебная часть разрабатывается, так же, как и постановления о постое. Проект последнего так плох, что его писал, вероятно, генерал губернаторский лакей. Является преступлением допустить, что член совета, не стоящий на запятках, был способен иметь такое малое понятие о том, что он предлагает».