История Финляндии. Время императора Александра I

... «Если бы Армфельт был врагом генерал губернатора, то представлялся прекраснейший случай удалить его. Но это не так. Армфельт, так же, как и мы все другие, искренно желает, чтобы страна могла дольше сохранить управителя, который заслужил любовь и признательность»... После этого в письме дается совет — поручение Маннергейму побывать у Штейнгеля и уверить его: 1) что Армфельт всегда был и останется его другом; 2) что назначение Гартмана состоялось с добрым намерением и что Государь сам остановился на его выборе; 3) что в настоящем недоразумении Армфельт всегда будет оправдан и страна может лишиться любимого генерал-губернатора, и что Штейнгель сам удалит себя с поста, на котором он в состоянии принести много пользы. Короче, все сводится к тому, чтобы убедить Штейнгеля взять обратно свое прошение об отставке, так как благополучие страны сопряжено с его удержанием. Против худших врагов нам приходится сражаться, чем он, и все-таки надеемся отстоять себя, доколе Богу это угодно».

Маннергейму, видимо, удалось исполнить данное ему поручение, так как Ребиндер, в следующем письме благодарил его и еще раз уверял, что никто не намерен содействовать удалению Штейнгеля из Финляндии.

На этот раз, Ребиндер признается, что были допущены такого рода отступления, которые могли вызвать «в старике» (Штейнгеле) справедливое неудовольствие. С своей стороны Ребиндер спешит, напр., омыть руки по делам назначения Ладо, учреждения банка, медицинского управления и др. «Мне грустно, но должен признать, что и после того некоторые дела проведены были помимо комиссии и статс-секретаря. Об этом свидетельствуют протоколы комиссии». В виде примера, Ребиндер называет дела по предоставлению Ладо части имения Расенборга, и по пояснению, данному манифесту 19 марта 1811 г., объединившему Финляндию. Таким образом, в этом письме статс-секретаря Финляндии имеется свидетельство очевидца о том, что Армфельт вел дела совершенно самовластно, не считаясь, даже с той комиссией, которая была учреждена по его собственному проекту.

Видимо вся забота председателя финляндской комиссии уходила на то, чтобы безраздельно направлять дела в новой части Империи. Армфельт писал 15 февраля 1812 г.: «Он, Штейнгель, воображает себя опекуном Императора, назначенным для того, чтобы ни одно место не было предоставлено, ни одна милость не оказана без его указания. Все, что честь и долг требуют, я сделал, дабы поддержать старика, у которого нет здесь никакой опоры. Но если он сам абсолютно желает свалиться, то долго я не могу ему помогать».

Гнездом недовольных являлось Або. Армфельт, зная о нареканиях на него, оправдывался в своих действиях, ссылаясь на то, что дела решал не он, а сам Государь. В одном из писем Армфельта к Аминову читаем: «В Финляндии все вместе с генерал-губернатором думают, что тот, кто состоит докладчиком у Государя, в состоянии делать, что ему угодно. Славу Богу, что не так обстоит дело; у меня имеются доказательства, — черным по белому, — что он решает по-своему... Недавно он выслушал все с ангельской добротой, но сделал все-таки, как ему желательно было, и так как он Государь без опеки, то является правым, и я должен быть освобожден от нареканий и брани». В то же время Армфельт не оставался в долгу у своих ценителей и, в свою очередь, подвергал их беспощадной критике. О финляндских деятелях он был вообще невысокого мнения. Особенно опечаливали его раздоры между финляндскими патриотами. По этому поводу он писал: «Маленькие общества существуют единством, когда их не затопляют революциями; когда же они сами себя раздирают, то требуется лишь одно дуновение, чтобы лишить их всякого подобия государства. Но как достичь того, чтобы бешенные собаки кусались с разбором»? — Говорят, что комитет капризен и не снисходителен. Может быть это отчасти и правда, но за то он не мешает, как совет». В другой раз, характеризуя членов совета Государю, он заявил, что они «не привыкли обращаться с крупными делами» и что они «лишены высших интеллектуальных способностей». Впрочем, «обитателям моей родины сам Господь Бог не в состоянии угодить; они соединяют в себе зависть, глупость, страсть к осуждению всякого поступка, равнодушие к общему благу и страдают полным отсутствием того, что называется «esprit public». «Або, — писал он Аминову 5 августа 1812 г., — это яма, наполненная деревянными головами, варварами и мошенниками; следовало бы время от времени, подобно тому, как делал Алкивиад, отрубив зад от собаки, пускать ее на двор правительственного совета, дабы дать этим господам предмет для размышления, достойный их ума». В Або особенно гневались на временщика, вследствие решения перенести «столицу» из этого города в Гельсингфорс. Упрямство абовцев раздражало не только Армфельта, но и его друзей Ф. Шернваля и Эренстрёма.