Эта выписка свидетельствует о той спешности и реформаторском жаре, с которыми Армфельт проводил в жизнь задуманные преобразования; вместе с тем она показывает его неудовольствие на первейших чиновников Финляндии. Формализм и медленность правительственного совета были невыносимы для его страстного и горячего нрава. Сам непривычный к административным формам, он часто с нетерпением видел, что они были препятствием на пути спешного введения установлений и реформ, в полезности которых он был убежден.
В конце октября 1811 г. Армфельт передал Императору пространное «Обозрение текущей гражданской и экономической ситуации в Финляндии», трактовавшее частью дела экономические, частью организационные вопросы. Хлебные магазины следовало бы учредить в губерниях под надзором губернаторов, читаем в этом «Обозрении». Насчет торговли в Финляндии выражаются большие надежды: её торговый флот и её способные моряки должны занять место Англии во фрахтах для России. Гельсингфорс должен бы сделаться значительным портом для транзитной торговли и пр.
Поразительным является то множество узаконений и мер, которые затем воспоследовали в течение первого года деятельности Армфельта, в качестве председателя финской комиссии.
Своим горячим участием в работе и огромным личным влиянием у Императора, Армфельт, несомненно, наложил свою индивидуальную печать на многие меры, которые тогда предпринимались. В феврале 1812 г. состоялся сенатский указ по Империи, с предложением сноситься с Финляндией не иначе, как чрез председателя финляндской комиссии, генерала барона Армфельта (П. С. Зак., № 24994). Через неделю появился именной указ Министру Юстиции о передаче из Сената Империи и Юстиц-коллегии неоконченных финляндских дел во вновь учрежденную комиссию (П. С. Зак., № 25000). Разными мерами, которыми, по мнению финляндских писателей, Армфельт закладывал краеугольные камни «государственного строя Финляндии», переносился в то же время центр тяжести внутреннего управления края из Або в Петербург и отодвигался на задний план генерал-губернатор и правительственный совет.
Армфельт вмешивался во все, стягивал в комиссию всевозможные дела, вершил все, сообразно своим желаниям и вкусам. Протокол финляндской комиссии (3 марта 23, 1812 г.) показывает, что она сочла себя в праве приступить даже к разбирательству такого прошения, которое заключало в себе жалобу, принесенную на решение правительственного совета, данное Высочайшим Его Императорского Величества Именем. рассмотрев дело, комиссия «мнением положила: возвратить оное прошение просителю с надписью чрез статс секретаря». Другую жалобу на правительственный совет поручено было рассмотреть комиссии, учрежденной для разбора дел Выборгской губернии.
Помимо комиссии финляндских дел, которая становилась центром управления Финляндии, в русской столице очень рано образовалась маленькая, но влиятельная финляндская колония.
Средоточием её являлся дом молодого Ребиндера, а главными деятелями — Спренгтпортен, Ягерхорн (Jägerhorn), Ладо и др. Не малое содействие колонии оказал также и Алопеус, уроженец Выборгской губернии, бывший наш посланник при стокгольмском дворе. Наконец, горячее участие во всех финляндских делах всегда принимало шведское посольство при русском дворе, с бароном К. фон Стедингком во главе. Оно снабжало финляндцев добрыми советами и практическими указаниями и продолжало смотреть на них, как на бывших сотоварищей по оружию и относиться к ним так, как будто у них имелось еще «общее отечество». Весной 1813 г. в Петербурге образовался еще «секретный комитет» из живших там финляндцев, поставивших себе задачей доводить до сведения Императора о необходимых реформах финляндского управления, в смысле приближения его к «родной стране». Его членами были все те же Ладо, Спренгтпортен, Ягерхорн и еще один, имя которого Армфельт из отвращения отказался назвать. «Секретный комитет» никакой деятельности не проявлял, и Армфельт очевидно преувеличивал его значение, восклицая: «все это очень печально, так как даст нашему доброму Монарху не особенно лестное мнение о духе нашей нации».