Армфельт не скупился на красноречие и советы, убеждая Шернваля принять должность Выборгского губернатора. «Нет сомнения в том, что вы, дорогой друг, вполне соответствуете этому назначению, раз только возьмете под уздцы ваш патриотизм и вашу энергию. Выборгская губерния для человека с добрым намерением, хорошим сердцем и справедливого, явится самою легко управляемой частью Финляндии, по крайней мере в первые пять-шесть лет. Во-первых, ни в одной губернии народ не был столь несчастлив, как в этой; следовательно, когда он найдет, что с ним обходятся по человечески и что он должен исполнять известные обязанности, его чувство признательности оживет; во-вторых, в мелочах здесь можно прибегать к властному слову, чтобы достигнуть хорошего, ибо уши, глаза и все чувства к этому привыкли; в-третьих, переменою чиновников в разных отраслях управления представляется возможность дать личной деятельности то направление, которое требуется обстоятельствами; в четвертых, государь вполне расположен поддержать все, что желает начальник Выборгской губернии для водворения законного порядка и восстановления столь отсутствующей границы между правом и долгом. Что касается средств для успешного выполнения вашего назначения, то вы будете иметь, кроме вашей естественной власти по должности, комиссию, которая учреждается в Выборге, духовенство, которое, благодаря объезду честного и патриотического епископа, будет хорошо устроено, и юристов в той мере, в какой мне удастся достать их для замены непригодных».
В то же время Армфельт не скрывал и невыгодных сторон назначения. Несколько дней спустя, в феврале 1812 г., — в письме, которым желает показать, что он ознакомился с положением дел Выборгской губернии, — Армфельт предупреждал, что «при вашем прибытии в Выборг, вас осадят сплетнями, жалобами и ссорами. Выслушайте всех, запомните главное, но дайте себе время все обсудить, что делается. Господа дворяне всегда вели себя дурно и варварски обходились со своими крестьянами; с другой стороны, судьи своекорыстны и непригодны; нисколько не лучше среднее сословие; духовенство, достойное своего одеяния — безнравственно, крестьяне оскотинели, угнетены, дерзки, безучастны к своей жалкой участи, недоверчивы и особенно ленивы. Соединение такого большего количества худого и негодного образует такое целое, к которому нельзя прикоснуться без особой осторожности. Мое самолюбие, а также чувствительность сделали Выборгскую губернию особенно близкой моему сердцу и вот почему я радуюсь, видя вас её начальником».
Карла Шернваля беспокоила другая сторона предстоявшего ему дела. В своем первом письме из Выборга к Пальмроту К. Шернваль пишет: «Какая разница между страной, народом и уютностью! Россия уже заразила нацию своей простотой; рядом с азиатской роскошью и излишеством — беднота, подавленность и нищета. Великолепные экипажи, лошади и мебель, но шелуха и плутовство в действительности. — Ах, брат, Выборгская губерния никогда не станет остальной Финляндией, но Боже упаси, чтобы не случилось противоположное».
Известно также, писал молодой историк Финляндии — Кастрен, — что государственные люди Финляндии в конце царствования Александра считали своим долгом предостеречь от возможной страсти к ассимиляции и выставляли пугалом именно Выборгскую губернию, в которой после столетнего насилия народонаселение значительно уменьшилось, земледелие и промышленность пришли в упадок, так же как и остальная культура. Если взглянуть на дело в настоящем его положении, то приходится сознаться, что большая часть восточной Финляндии, после семидесятилетнего присоединения к остальной стране, только на половину финская.
Опасение первого Выборгского губернатора из финляндцев и указание первого местного историка основывались на фактических данных. Почти столетие нахождения Выборгской губернии под властью России не могло, конечно, пройти бесследно. Ф. Ф. Вигель, посетив Выборг непосредственно после окончания войны 1808 — 1809 гг., отметил в своих «Воспоминаниях»: «Наружность (Выборга) мне довольно понравилась; я мог почитать себя в одном из петербургских предместий, тем более, что на улицах встречал я почти один русский народ и слышал один русский язык. Так же, как и в Нейшлоте, во всех других малых городах старой Финляндии, Карелии и Саволаксе, все главные лица от купеческих и мещанских выборов были из русских. Оно иначе и быть не могло: на столь близком расстоянии от первенствующего града царства русского, его победоносные жители, в продолжении почти столетия должны были в сем краю заступить место удаленных шведов и взять верх над слабыми финнами и карелами, его населяющими. Удержусь на этот раз от горьких и досадных размышлений, возбуждаемых во мне воспоминанием о добровольном отчуждении сего края от России»...