История Финляндии. Время императора Александра I

Деятельность Карла Шернваля продолжалась недолго: 6 февраля 1815 г. он умер. На его место представили Гершау, но назначен был Валлен.

Главный деятель отчуждения Выборгской губернии остается недостаточно установленным. Над отчуждением работали Г. М. Спренгтпортен, Г. М. Армфельт, Сперанский и др. Первую мысль об организации комиссии по делу объединения «Старой» и «Новой» Финляндии готовы приписать Д. Алопеусу. Влияния шли с таких сторон, что трудно было догадаться о них. Косвенно содействовал делу также ген.-м. Аминов, который впоследствии рассказывал: «Министр (дипломат) Алопеус, как уроженец Выборгской губ. несколько раз описывал мне (Аминову) бедственное положение этого несчастного края. И действительно этот достойный почтения человек, — продолжает Аминов, — был тем, кто исходатайствовал соединение Выборгской губ. с покоренной, так называемой «Новой Финляндией».

Кроме того, остается несомненным, что вопрос об округлении Финляндии соответствовал сокровенным мыслям Императора Александра. «Он имел, — пишет Ф. Ф. Вигель, — некоторые собственные мнения, которые лучшими доводами трудно было поколебать; например, мысль о маленьких царствах, ему подвластных, а от России вовсе независимых». В виду этого, Вигель готов предположить, что план отделения Выборгской губернии родился «в его голове». Об отношении Императора Александра I к землям, унаследованным им от предков, Н. Тургенев рассказывает поучительный эпизод. «В присутствии нескольких лиц и между прочим дам, с которыми Государь любил беседовать, Император объявил о своем твердом решении отделить от Империи прежние польские провинции и соединить их с только что восстановленным Царством Польским. Одна из его собеседниц слезами протестовала против такого раздробления Империи. «Да, да, — с ударением подтвердил Александр, сопровождая свои слова значительным жестом. — Я не оставлю их России; что за великое зло, — прибавил Он, — отделить от России несколько провинций. Разве она не будет еще достаточно велика»?

Присоединение Выборгской губернии к Финляндии не произвело в России особого впечатления; оно показалось, по мнению Н. Шильдера, большинству современников простою правительственной мерой, а не фактом политической важности. Поэтому распоряжение, которое в другом государстве взволновало бы общественное самосознание, осталось незамеченным в Империи, еще страдавшей полным отсутствием всякой политической жизни и сопряженного с ней движения общественной мысли. «При неизмеримом пространстве земель, коим владеет Россия, — пишет современник Ф. Ф. Вигель, — некоторые только посмотрели на то, как на уступку немногих десятин богатой вотчиной другой небольшой соседней деревне, одному же с нею помещику принадлежащей. Все взоры устремлены были на запад и на юг, а до севера никому дела не было. Лучше сказать, никто почти не узнал о том; в этом случае Россия была, как огромная хоромина, для изображения величины которой есть поговорка, что в одном углу обедают, а в другом не ведают».

Но среди лиц, задумывавшихся о судьбе своей родины и умевших оценивать происходившие вокруг их события, отчуждение Выборгской губернии произвело удручающее впечатление и вызвало несколько справедливых откликов.

«Манифест о сем событии, — читаем у Ф. Ф. Вигеля, — в этом краю столь важном, положено было обнародовать в новый год. Такими подарками, étrennes, при наступлении года, Государь, с помощью Сперанского, любил нас дарить. В эту же эпоху, во всем, что было вредно и постыдно для России, всегда находишь руку Сперанского. Но всякий приближенный к Государю патриот и честный человек обязан был объяснить ему весь вред, который может произойти от того для главного государства. Сперанский, имея свои особенные виды, того не сделал; напротив, он одобрил намерение, поощрял приступить к его исполнению и предложил себя главным орудием в этом деле.