История Финляндии. Время императора Александра I

Трудно с точностью установить, кому первоначально принадлежала мысль об учреждении финского войска путем добровольной подписки[24]. Известно только, что Ребиндер весьма интересовался этим планом, который мог поднять значение Финляндии как в глазах Государя, так и русского общества, и «таким образом, закрепить её новоприобретенное положение, как самостоятельного народа». «Финны, — писал Ребиндер, — единственный народ в Европе, который спокойно смотрит на все подготовляющиеся великие события. В то время, когда Россия и Швеция делают величайшие пожертвования в пользу независимости Европы, Финляндия не желает даже проявить преданности и благодарности своему Монарху и величайшему благодетелю. Это будет бесчестием для потомства, и избави Бог от той минуты, когда финнам кровавыми слезами, быть может, придется раскаиваться в своих заблуждениях. Но кто слышит нашу проповедь, и кто разумеет её язык? То, что ты и я говорим, не имеет никакого значения в сравнении с уверениями каждого трактирного апостола в Або». «Употребите все свои усилия, друзья мои, читаем в другом письме финляндского докладчика, чтобы уговорить наших прежних офицеров поступать на службу, от чего много будет зависеть успех дела».

Сторонники национальной подписки сообщили о ней генерал-губернатору Финляндии, Фабиану Штейнгелю, который с своей стороны для поддержания её принял некоторые меры. Письмами и циркулярами от 17 и 19 июля 1812 г. Штейнгель обратился к ландсгевдингам (т. е. губернаторам) с просьбой, дабы каждый из них, в своей области, способствовал увеличению подписки. Одновременно такие же просьбы были обращены к более значительным купцам, а 15 июля 1812 г. Штейнгель вошел с всеподданнейшим представлением о Высочайшем соизволении на открытие подписки. Две недели спустя получен был ответ Монарха на ходатайство начальника края.

Августа 1-13 дня 1812 г. на имя генерал губернатора, генерал-лейтенанта Штейнгеля, последовал следующий рескрипт: «Испытав во всякое время с благоволением преданность к Нам и отечеству обитателей Великого Княжества Финляндского, оказанную ими с самого присоединения оного к Державе Нашей и Всероссийскому Государству, нам особенно приятно было узреть и ныне новое доказательство сей их преданности, изъявленное ими посредством вас готовностью своею участвовать в том общем ополчении, которым Мы надеемся, с помощью Всевышнего, изгнать неприятеля из пределов России. Мы питаем к сему... народу толь же неограниченную доверенность, коль и приверженность оного к Нам беспредельна, в особенности, когда он, будучи возбуждаем сим чувством, идет жертвовать возможными ему силами, а посему и признали Мы за благо Всемилостивейше повелеть, чтобы суммы, могущие быть собраны предполагаемыми вами добровольными пожертвованиями, в возможной скорости обращены были на составление и устроение корпуса охотников, имеющих быть соединены с всеобщим ополчением».

18-го августа 1812 г. генерал-губернатор получил новый рескрипт: «Усмотрев из всеподданнейшего представления вашего от 15-го июля сего года готовность финляндских Наших верноподданных жертвовать некоторым числом капиталов своих на составление и образование финского воинства, признали Мы необходимым финляндскому правительственному совету предложить, до собрания пожертвуемых добровольно сумм, выдать наперед из финляндских милиционных доходов потребное на сей предмет количество денег, а в случае недостатка их добровольных пожертвований на преднамереваемые надобности обратить недостающее число на счет означенных доходов».

В письме, написанном несколько дней после этого рескрипта, Ребиндер дает ландсгевдингу Карлу Шернвалю подробный отчет о своем докладе. «Его Величество, — говорит Ребиндер, — в милостивых словах выразил свое удовольствие по поводу предложения генерал-губернатора; я, насколько мог, старался доказать, что мы не в состоянии сделать больших пожертвований. Его Величество ответил, что ничего не просил и не ожидал, и что он тронут этими знаками преданности; но он желает для безопасности самой Финляндии, чтобы жители её вооружались, что эти ополчения можно распустить по окончании войны, и что дальше Невы им не нужно будет идти». «Здесь в Петербурге все лица просветлели, после того, как и финны надумали что-нибудь сделать».