За несколько дней до опубликования рескрипта о добровольных денежных сборах на войска, появилось приглашение, обращенное к финляндским офицерам, поступить на русскую службу. А еще раньше Аминов, ходатайствуя за одного юнкера у временно исполнявшего обязанности военного министра князя Алексея Ивановича Горчакова, писал (11-го мая 1812 г., № 448): «В нынешних обстоятельствах многие из финляндского юношества побуждаемы будучи не только своею обязанностью, но и собственными чувствами, желают вступить в Российскую военную службу, но воспрепятствуются от сего похвального их намерения тем, что большая часть оных, по бедному своему состоянию, не могут проживать, в рассуждении такового своего определения, на столь дорогом месте, каково есть С.-Петербург. Для предупреждения сих неудобств... паче всего желательно бы было, чтобы все определяемы были в расположенную в Финляндии армию». Этим офицерам отпускались средства на экипировку и их разрешено было определять «в ту часть Российской армии, которая расположена в Финляндии». Итак, льготы были испрошены, когда еще не имелось желающих служить.
Но все эти воззвания и льготы успеха не имели, т. е. денег на добровольцев не собрали, и финские офицеры не выразили желания поступить в русские войска. — Обращаясь к местным офицерам, генерал-губернатор Штейнгель старался возбудить их «верноподданническое усердие» напоминанием «о чести воинственных финнов». Но его пламенные слова об исполнении долга и приобретении бессмертной славы героя прозвучали в пустыне.
В другом своем воззвании Штейнгель писал: «Его Величество не нуждается в неизбежной помощи своих финских подданных, но вы должны перед ним и перед русской нацией всенародно доказать вашу привязанность общему Отцу отечества и ваше гражданское усердие». В третьем оповещении генерал-губернатора, напечатанном в «Abo Allmänna Tidning», говорилось: «Наше соседнее государство — Швеция, — хотя и имевшее право на доброжелательство французского монарха, вынуждено было защищаться против его насилий». С той же газетой разослана была маленькая брошюрка, содержащая в себе воззвание: «К жителям Великого Княжества Финляндского от финского гражданина».
Когда затем рескрипт от 1 — 13 августа 1812 г. был объявлен в официальной «Abo Allmänna Tidning», его сопровождало подписанное Штейнгелем «пояснение к почетным жителям Великого Княжества Финляндского», в котором подробно излагалась цель подписки и указывалось на изменническую наступательную войну Наполеона, его дальнейшие планы против Швеции и Дании и на ту опасность, которая угрожает Финляндии, если французы не будут побеждены. Таким образом, генерал-губернатор сделал все, что мог для побуждения финляндцев к доброму и патриотическому делу.
Те же примерно мысли старались внушить финляндцам передовые их деятели в своей переписке, которая особенно оживилась в это время. В письме от 10-го августа 1812 года К. Шернваль пишет: «Подумай, друг, если все пойдет хорошо для России, и Финляндия испытает стыд своим безучастием, как мы тогда сможем взглянуть на честного человека; если же дела пойдут плохо — какова тогда будет судьба Финляндии?» Из письма его брата мы узнаем, что в числе других мер возбуждения рвения к подписке прибегли также к помощи пасторского слова. Фредрик Шернваль сообщал: проповеди Эрнрота и Глансеншерна в Кангасале не были особенно плодотворны, как мне говорили, по той причине, что они были отрешены от всякой национальности и указывали лишь на искание счастья в русской армии, почти во вкусе плохо рассчитанных воззваний генерал губернатора к финским войскам о поступлении в русскую службу.
Итак, не смотря на все подобные старания, незаметно было ни малейшего энтузиазма по делу добровольного вооружения. К воззваниям отнеслись равнодушно.
В недавно присоединенной Финляндии, — пишет современный нам местный исследователь, — война всемирного значения вызывала лишь интерес любопытства, но не патриотические чувства. Во многих отдельных сердцах жива была еще горячая привязанность к Швеции, хотя в то же время общие чувства нации не склонны были к тому, чтобы Финляндию на прежних условиях присоединили к Швеции и подвергли новым нападениям со стороны России. Будущность казалась более обеспеченной теперь, несмотря на незнакомство с покорителем. В то же время слышались жалобы на ландсгевдингов, правительственный совет и даже на генерал губернатора; говорили, что они не оказывали в деле добровольной подписки той энергии и того интереса, которых можно было от них ожидать.