Все подобные мелкие и крупные эпизоды разрастались в общий фон царствования, когда к ним присоединялась еще характеристика внешней политики. «Первенствовать в Европе» стало главной целью «реальной политики» Александра после 12-го года. По выражению одного современника, Александр с этого времени «перестал быть русским царем. Россия сделалась для него источником денег и солдат, а не объектом управления. Отличаясь от русских своими хорошими и дурными качествами, он, в кругу своих, был похож на экзотическое растение и никогда не был счастлив (Ад. Чарторыйский). Столь же ужасным является вывод французского историка А. Сореля (VII, 140): «В его, Императора Александра I, характере не было ничего народного...»
При указанных условиях оппозиция естественно должна была расти. И действительно оппозиция не ограничилась одним осуждением польских дел; она. подняла свой голос против всяких конституционных планов вообще и особенно против раздачи исконных русских земель инородцам, враждебным России.
Прежде всего известный Лагарп, который преподал государю весь кодекс либерализма, послужив в Швейцарии и приняв там непосредственное участие в управлении республикой, познал призрачность свободы народных собраний и всеобщего равенства людей, отказался от многих прежних своих теоретических умозрений. В 1801 г., вновь приехав в Россию, он советовал Александру I сохранить неприкосновенным принцип самодержавия, как основу твердой власти. Он просил Александра не поддаваться политическим увлечениям и соблюсти осторожность в крестьянском деле. Лагарп боялся даже, что права сената уменьшат прерогативы верховной власти. Лагарп указывал, наконец, Государю на опасность, которая может произойти для его власти от единодушия во взглядах в среде членов министерского совета.
Интересный разговор имел Император с лордом Грэем в Лондоне в 1815 г., которому он заявил, что желал бы создать в России оппозицию на английский лад. Лорд Грэй заметил, что для этого стоит только ввести представительные учреждения и оппозиция будет; но вместе с тем выразил сомнение в возможности конституционного устройства в тогдашней России.
Князь Безбородко писал: «Россия должна быть государством самодержавным: малейшее ослабление самодержавия повлекло бы за собой отторжение многих провинций, ослабление государства и бесчисленные народные бедствия; беспредельная власть дается самодержавному государю не для того, чтобы управлять делами по прихотям, но, чтобы содержать в почтении и исполнении законы и самому прежде всех им повиноваться. Безбородко предлагает установить, чтобы государь, при его короновании, присягал царствовать во славу Империи и во благо общественное».
Кочубей поддерживал мысль Безбородко о необходимости неограниченной власти в государстве необъятного пространства.
«Вы хотите, — писал после долгого разговора с Императором профессор дерптского университета Паррот 28 марта 1805 года Императору Александру, — отказаться от принадлежащей Вам неограниченной власти и дать Вашему народу представительное правление... Я вижу, что идея Ваша принесет Вами Вашему народу несчастье... Вы полагаете, что, если дадите Вашим русским конституцию они примут ее с благодарностью и большего требовать не будут. Но какие же у Вас к тому ручательства?» В России, вместо третьего сословия, Паррот видел лишь рабов, а потому считал охранение самодержавия необходимым.
Главой оппозиции в России являлся, конечно, историограф H. М. Карамзин.
При посещении 15 — 27 марта 1811 года государем Твери, от Великой Княгини Екатерины Павловны, он получил записку Карамзина «О древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», на которой находилась надпись: «à mon frère seul». В этой записке Александр прочел резкое осуждение либеральных начинаний первых годов своего царствования и недавних реформ Сперанского. Сперанский и Карамзин стояли на противоположных политических полюсах. По миросозерцанию Сперанского люди ничего не значат в исторической жизни народов; действующая, движущая сила — учреждения. При правильном законном порядке и люди будут хороши. Порядок, а не люди — вот что действует в истории. Карамзин, напротив, стоял на том, что все дело в людях, а не учреждениях. «Не нужно нам конституции, — писал Карамзин, — дайте нам 50 умных и добродетельных губернаторов и все пойдет хорошо».
Далее Карамзин крепко стоял на том, что «самодержавие есть палладиум России, оно основало и воскресило Россию; с переменою государственного устава её она должна погибнуть. Целость самодержавия необходима для её счастья».