История Финляндии. Время императора Александра I

Конституция тогда едва только перенесена была из Англии на континент Европы и понималась далеко не так, как теперь. её обязательная и ограничивающая сила для главы государства едва проникала еще в общее сознание. Только в тридцатых годах, т. е. после смерти Александра I, «конституция» получила более положительное значение собрания «основных законов» государства, определяющих отношение верховной власти к подданным в законодательстве и управлении. В проектах Сперанского и Новосильцева делалась попытка создать что-то вроде смеси земских соборов с польскими сеймами, но без коренного нарушения русского самодержавия.

Ф. В. Растопчин — один из самых крайних консерваторов — после речи Императора в Варшаве, писал в январе 1819 года С. Р. Воронцову, и, намекая на Государя и на предстоящие меры относительно России, говорил: «Под конституцией разумеют освобождение крестьян, которое противоречит желаниям дворянства: но не захотят» (государь) «ограничить свою власть и подчинить себя господству правосудия и разума». Сперанский — в письме к Столыпину из Пензы от 2 мая 1818 г. также обратил внимание на это своеобразное понимание конституции. «Если помещики, класс людей без сомнения просвещеннейший, ничего более в сей речи не видит, как свободу крестьян, то как можно требовать, чтобы народ простой мог что-либо другое тут видеть». Даже в Петербурге многие дворяне поняли речь государя в смысле его желания уничтожить крепостное право. Вот в какой мере извращалось представление о конституции.

Среди декабристов и в более образованной части русского общества попадались лица, которые вполне правильно усвоили себе существо конституционного образа правления. Но они составляли исключение в общей массе и исключение, крайне ограниченное по своей численности. В русской печати, кажется, не было статьи, трактовавшей конституцию, как начало, ограничивавшее Верховную власть. «Сын Отечества», издававшийся Н. Гречем, напечатал статью «О конституции» проф. Куницына; но и он утверждал, что «жители нынешних государств, не желая быть сами законодателями, хотят только иметь при лице» государя «представителей», которые извещали бы его «о нуждах общественных» и просили о принятии мер против существующих в обществе зол. Таким образом, значение парламента понижалось до роли земского собора, или даже какого-то коллективного челобитчика.

Принимая во внимание всю совокупность известных сведений о личных воззрениях Императора Александра I на конституцию, а также проекты конституций, составленные Сперанским и Новосильцевым, мы, кажется, в праве сказать, что теоретически и практически Александр I, видимо, желал «законно-монархической формы правления», — как определил современник Шторх, — желал в основу всего положить закон, но не представительное правление и вот почему в заключение Наказа (5 апр. 1801 г.) Государственного Совета было сказано, что совет «не должен никогда упускать из вида высшего своего предустановления, которое состоит в том, чтобы поставить силу и блаженство Империи российской на незыблемом основании закона».

К той неопределенности и неясности, которые сказались в понимании Императором Александром I конституции, надо прибавить еще те колебания, коими полны его действия и испещрено все его царствование, колебания, составляющие отличительную черту его характера. Шильдер называет временем колебаний только период царствования Александра I с 1801 по 1810 г.; но в действительности колебания яркой чертой проходят по всему царствованию, вплоть до 1825 г.

Внутренняя политика Александра представляется беспристрастному взору наполненной столь глубоких и непримиримых противоречий, что они устраняют всякую мысль о тонко задуманном и искусно проводимом плане. Между Александром в теории, в его речах и письмах, и Александром на практике, у рычага государственной машины, огромная разница, которую долго еще придется относить на долю загадочности его натуры и дуализма, владевших им начал. «Я был удивлен противоречию между вашими мудрыми словами и вашими поступками», — писал Императору Александру проф. Паррот. И действительно нельзя не удивляться!

Освобождение крестьян было мечтой Александра. Его поддерживали в этой мысли многие видные русские деятели. В Париже он горячо стоял за прекращение торговли неграми; но в России закрепощенные люди оставались во власти помещиков, а кн. Меншиков, проводивший мысль освобождения крестьян, удален в 1823 г. Идея военных поселений принадлежала самому Александру.