Не перечисляя несомненных ошибок Павла I по борьбе его с книгой, по чрезмерной регламентации жизни обывателя и т. п., а также, не вдаваясь вообще в оценку царствования Павла Петровича, необходимо, однако, иметь в виду, что многочисленные и влиятельные участники заговора не жалели темных красок, дабы оправдать свое злодеяние и представить его патриотическим подвигом. — Во всяком случае, многие обвинения, сведенные на голову «свирепого и сумасбродного тирана», а также самое сумасшествие его, остаются пока еще недостаточно обоснованными. С несомненностью можно считать установленным его несдержанность, раздражительность, припадки гнева, нетерпеливую требовательность, вспыльчивость, чрезмерную поспешность в принятии решений, подозрительность. Не следует также забывать, что его царствование началось освобождением Новикова из крепости, возвращением Радищева из Сибири, снятием надзора с П. В. Лопухина и т. п. Павел Петрович, как указывают беспристрастные свидетели, обладал немалыми прекрасными качествами, стремился к облегчению участи народа, преследовал лихоимство, высоко ценил правду, боролся с дефицитами царствования северной Семирамиды, хотел, чтобы сенат, превратившийся в «берлогу кляузничества», вновь стал храмом правосудия, преследовал произвол командиров, приказал переплавить в монету пуды придворного серебра и сжег миллионы ассигнаций... Он многих сослал, но никого не казнил. Нельзя упускать из вида, наконец, что граф Пален, облеченный полным доверием Павла Петровича, злобно пользовался всякой его вспышкой и безжалостно приводил в исполнение порывистые его приказания, способствовавшие раздражению общества против Монарха, тогда как Государь, остыв от гнева и познав свою ошибку, всегда был готов исправить ее. «Адская махинация графа Палена тем легче приводилась в действие, что Павел заперся в Михайловском замке».
«Ночь с 11 на 12 марта 1801 г. преобразила судьбы России. Мрачные её тайны возвели на престол молодого Монарха», — как писал барон М. А. Корф. Так как Великому Князю Александру было известно, что в эту ночь отцу его будет предложено отречение от престола, то, взволнованный разнообразными чувствами, он не раздеваясь бросился на постель. По рассказам одних современников, Александр беспрестанно рвался идти на помощь к отцу, но офицеры, с генералом Уваровым во главе, загораживали ему путь. В начале первого часа раздался стук в его дверь. На пороге появился всклокоченный граф Николай Зубов, с диким, блуждающим взглядом и глухим голосом проговорил: «Все совершено». — «Что такое? Что совершено?» — спросил с испугом Александр, плохо вообще слышавший, а на этот раз и не понявший слов Зубова. Александр дал свое согласие на переворот, при условии, что его отцу не будет угрожать опасность. Александр упорно настаивал, чтобы не лишать отца его жизни. «Хотя заговорщики и обещали не убивать, но, — пишет в своих записках А. Н. Вельяминов-Зернов, — он должен был предвидеть, что лишить самодержавного государя престола, оставя ему жизнь, дело немыслимое». Другой современник — Фонвизин — прибавляет «по неопытности, Великий Князь почитал возможным сохранить отцу жизнь, отняв у него корону».
Императрица-мать заявила, что не признает нового Императора, пока не увидит труп своего царственного супруга. Императрице и Наследнику престола пришлось одновременно впервые увидеть обезображенное тело Павла I. Александр Павлович был поражен и стоял в немом оцепенении. В это время Императрица-мать обернулась к сыну и сказала: «Теперь вас поздравляю — вы Император». Александр, как сноп, свалился без чувств.
Когда граф Пален явился к новому Императору Александру, то также застал его одетым. При донесении ему о происшедшем, Александр сказал Палену: — «Monsieur, quelle page dans l’histoire». (Какая это печальная страница в истории).
— Sire! les autres la feront oublier, — ответил Пален. (Государь! Последующие страницы заставят о ней забыть). По сведениям же графа Ланжерона, когда Император Александр предавался в своих покоях отчаянию, явился граф Пален и, взяв его за руку, сказал: «Будет ребячиться! Идите царствовать, покажитесь гвардии».
На другой день Александр посетил очень им любимого графа Стедингка, шведского посланника при нашем дворе, и бросился к нему на шею с восклицанием: «Je suis l’homme le plus malheureus de la terre». (Я самый несчастный из людей).
— Vous devez l’être, sire! — ответил Стедингк. (Да, Государь, Вы действительно должны себя чувствовать так).