История Финляндии. Время императора Николая I

Корпус, видимо, всегда был удовлетворительно поставлен. Даже требовательный А. Закревский писал о нем: «Финляндский кадетский корпус в хорошем порядке и устройстве, особенно смотря по малому времени учреждения оного; но многое еще в оном требует усовершенствования».

После выпускного экзамена в июне 1853 г. весь старший класс отправился в Петербург, представиться начальнику штаба, генерал-адъютанту Ростовцеву. В то же время получено было известие о том, чтобы финские кадеты явились в так-называемый кадетский лагерь в Петергофе, для публичного экзамена, вместе с воспитанниками русских военно-учебных заведений.

Для получения офицерских эполет всегда требовалось некоторое знание русского языка, но ничего определенного по этому предмету не было установлено в положении о корпусе. Только регламент 1831 года категорически потребовал, чтобы кадет, не владеющий русским языком, ни в каком случае не был представляем к производству в офицеры; с того же времени уставы и военные науки стали преподаваться на русском языке.

В 1836 г. состоялась передача Финляндского кадетского корпуса в ведение Главного начальника военно-учебных заведений вследствие того, что «корпус сей принадлежит уже не до одной части Генерального Штаба, но снабжает армию во все оружия».

Когда пересматривалось положение о корпусе, князю А. С. Меншикову были представлены разнообразные соображения. Выражено было желание, чтобы корпус был подчинен генерал-губернатору и, — для того, чтобы он получил возможность влиять на него, — предлагалось предоставить ему право избрания малолетних для определения в корпус, право получать все сведения о корпусе, посещать его, производить подробный осмотр и т. д. Далее составитель рассматриваемых соображений имел в виду сравнять оклады чинов корпуса с окладами, существовавшими в военно-учебных заведениях России, распространить на корпус разные преимущества учебной службы Империи и т. п. Когда проект нового положения о кадетском корпусе был передан на заключение генерал-губернатора кн. А. С. Меншикова (в сент. 1844 г.), он сообщил Его Императорскому Высочеству — Начальнику военно-учебных заведений — следующее:

Новое положение имело в виду подвергнуть корпус также «влиянию генерал-губернатора Финляндского», но обстоятельства складывались так, что генерал-губернатор в сущности явился бы средней инстанцией между директором корпуса и главным начальником военно-учебных заведений, и потому кн. Меншиков заявил, что «вмешательство генерал-губернатора полагается неудобным».

Первоначально наметили допускать в корпус лишь сыновей «финляндцев оседлых». Князь Меншиков вступился за права детей финляндцев, служащих в Империи. Чтобы сохранить коренные законы края, князь настаивал еще на установлении старшинства при определении в корпус, т. е. сыновья дворян ставились выше детей духовенства, военных и гражданских чиновников. Ревниво оберегая корпус лишь для детей финляндских уроженцев, князь А. С. Меншиков писал: «Право преимущественное в пользу сыновей офицеров и учителей корпуса вообще, и право Российских уроженцев, в корпусе служащих 4 года, должно быть вовсе исключено, ибо при возрастающем в Империи затруднении, помещать детей в казенные учебные заведения, Российские уроженцы уже для этого только готовы идти на 4 года служить в Финляндский кадетский корпус, так что со временем дети их будут занимать значительное место в сем корпусе, вопреки основной цели его учреждения». Финляндия имела около 172 мил. жителей и корпус являлся единственным их военно-учебным заведением, Допускать в него русских уроженцев было бы, — по мнению генерал-губернатора, — «мерой стеснительной и по впечатлению неблагоприятной, тем более, что в учителя поступают большей частью из низших сословий» и их дети преграждали бы путь к воспитанию коренных жителей края.

Князь А. С. Меншиков, стоя на страже исключительно финляндских интересов, поднял свой голос даже против назначения дядек из русских заслуженных отставных или бессрочно отпускных. — «Исключительное назначение русских, — писал он, — не будет ли иметь то неудобство, что они, не зная по-шведски, не понимали бы разговоров кадет между собой и, следовательно, лишили бы начальства лучшего (?) вспомогателя (!) к наблюдению за правильностью и образом мыслей воспитанников». Трудно верится, чтобы это писал высокообразованный сановник своего времени. Кажется, было бы целесообразнее, если бы эти нижние чины несколько помогли в насаждении разговорного русского языка и духа дисциплины среди молодых кадетов, чем вручать этим необразованным солдатам роль соглядатаев за «правильностью образа мыслей».