История Финляндии. Время императора Николая I

Вскоре после описанного эпизода случилась более серьезная история, которую, однако, успели замять. При известии о вспыхнувшем в Польше восстании, в одной кофейне кто-то из молодых университетских преподавателей предложил «тост за поляков». Его заставили замолчать, но начальство узнало о случае и успело даже довести его до сведения Николая I, который готов был всех участников сдать в солдаты. Тосту дали, однако, выдуманное толкование, и дело прекратилось.

«10 — 22 февраля 1834 г., — значится в дневнике Зах. Топелиуса, — 150 человек студентов кричали: «vivat cancellarius» Теслеву, «vivat» Линсену и «pereat» Лагусу, собираясь толпой под окнами этих лиц».

Осенью возобновились беспорядки вследствие того, что консистория не избрала Рунеберга адъюнкт-профессором греческой и римской литературы.

Очагом волнений являлось эстерботническое отделение. У этих «афинян Финляндии» кураторствовал Снелльман.

В ноябре 1834 г. полицеймейстер г. Гельсингфорса докладывал А. П. Теслеву о мелочных недоразумениях на клубном бале.

В 1835 г. в Гельсингфорсский университет просился студент Дерптского университета Лангель; но оказалось, что, находясь в Дерпте, он принадлежал к числу членов открытого в 1833 г. тайного общества «Buischenschaft», и ему в приеме было отказано, тем более, что, с 1826 г., всем чинам университета воспрещено было принадлежать к тайным обществам и масонским ложам.

Когда начальником края сделался кн. Меншиков, университет был ему отрекомендован не особенно лестно. Финляндец-автор поданной князю записки — особенно недоволен нравственным воспитанием юношества; но он в своей оценке излишне строг и даже несправедлив. Поступив в университет, юношество, по его мнению, освобождается от всякого надзора и посвящает свое время «только шалостям и непозволительным удовольствиям». «Студенты проводят в университете несколько лет без всякой для них пользы. Кое-как отделавшись от академических испытаний, они поступают на службу, оскверняя ее своим поведением, своей негодностью и нечестностью. К сожалению, сии примеры нередки».

Приезда Государя ожидали давно (1829 г.) и велась уже оживленная переписка, вызванная возникшими многочисленными вопросами. А. Закревский разъяснял недоразумения своими резолюциями: триумфальных ворот не воздвигать; «Государь сего не любит»; относительно бала «в свое время уведомлю» и т. д.

Закревский утвердил даже особые «Правила к руководству по гражданскому ведомству Финляндии по случаю путешествия Его Императорского Величества в оный край». Они составили отдельную брошюрку в 10 печатных страниц. В ней говорилось о дорогах, станциях, лошадях, ночлегах, проводниках, о припасах для Императорского стола и т. п.

31 июля — 11 авг. 1830 г. Государь выехал из Петербурга. Сопровождавший его граф А. X. Бенкендорф в своих записках говорит:

«Мы отправились в дрожках, экипаже, в каком Император всегда езживал по Финляндии.

За несколько станций до Выборга, дрожки сломались, и мы вынуждены были пересесть в запасные, менее покойные и еще менее прочные, чем первые... В Выборге мы остановились у православного собора, на паперти которого ожидали Государя губернатор и все власти. По осмотре им укреплений, госпиталей и немногих казенных зданий, украшающих этот городок, мы, переночевав в нем, на следующий день пустились далее. Езда на маленьких почтовых лошадках, поставляемых крестьянами в натуре, по заведенной между ними очереди, часто почти совсем без упряжи, далеко не безопасна. Надо иметь своего кучера, свои вожжи и сбрую; кроме того, эти лошади приучены спускаться с гор во всю прыть, что грозит беспрестанной опасностью. Впереди нас ехал, в маленькой одноколке, местный исправник, который при каждом спуске поднимал над головой шляпу, в знак того, чтобы государев кучер сдерживал лошадей. Потом его одноколка улетала с ужасающей быстротой, и мы точно также стремительно уносились за ней, вопреки всем усилиям нашего Артамона, дивившегося, что ему не удается совладать с такими клячонками.