История и культура индийского храма. Книга III. Эстетика храма

Глаза издавна считались мистической частью человеческого тела, и в некоторых индийских культурах до сих пор существуют особые ритуалы, связанные с изображением глаз. В качестве примера можно привести интересный обычай, бытующий у санталов. У представителей этого племени принято создавать мистические картины под названием чакшудана-пата – «картины, дарующие глаза/ зрение». Такую картину рисуют местные художники, которые одновременно являются колдунами, о чем красноречиво свидетельствует их название – джадупатуа[855]. Художник, создав изображение недавно умершего человека, приносит картину в семью покойного и требует выкуп за наделение умершего зрением. Дело в том, что джадупатуа, полностью нарисовав и раскрасив образ человека, вместо глаз оставляет пустое пространство. Лишь получив плату, он дорисовывает зрачки и завершает рисовать глаза. Считается, что только после этого покойник обретает способность видеть в потустороннем мире и перестает блуждать в потемках[856] (Das (Saha), 2001:100–101). Как отмечает, X. Элгуд, данная практика представляет особый интерес тем, что связывает племенную традицию с ортодоксальными индуистскими представлениями о даршане, включая «оживление» статуй путем ритуала «открытия глаз» (Elgood, 2000: 214).

Взгляд и движение глаз важны и для танцевального искусства. У исполнителей классических танцев Индии для создания акцента на взгляде принято обводить глаза специальной черной краской, удлиняя их, придавая им продолговатую форму, часто в виде рыбки, делая, таким образом, взгляд более выразительными. Кроме того, во время танца исполнитель всегда следует важному правилу – взгляд должен следовать за рукой, за жестом[857].

И Нандикешвара в своем сочинении «Абхиная-дарпана» (37) формулирует это замечательное правило так:

Где жест – там взгляд, где взгляд – там мысль,
Где мысль – там эмоция, где эмоция – там раса.

«Где жест – там взгляд, где взгляд – там мысль»

И точно так же как скульптор или живописец воспринимает в своем уме божественный образ перед его воплощением в материи, так и танцовщица видит перед собой божественные образы, о которых она рассказывает в своем танце, оживляя взглядом жесты рук.

Во время визуализации божественные образы, как правило, возникают в виде точки света из чернильно-черной темноты, воспринимаются на темном фоне. Темнота – это совершенно мистическая субстанция, в которой будто бы ничего нет, но в то же время из нее может проявиться все что угодно. Отсюда, кстати, и идея театрального представления, происходящего в темноте, поскольку в соответствии с древнеиндийской традицией такого рода мероприятия должны проводиться только после захода солнца, обычно после девяти вечера. При этом представление может длиться всю ночь, до самого утра[858], а иногда в течение нескольких ночей.

У сценического пространства своя символика. Первое и необходимое условие представления – это присутствие на сцене огня и света, то есть светильника. С одной стороны, огонь – это то, что позволяет видеть в темноте все происходящее, а с другой стороны, он создает мистическую атмосферу, в которой человек оказывается как бы на границе сна и яви, в промежуточном состоянии. Кроме того, огонь и свет – это символ присутствие божественного. Именно поэтому в храмах постоянно горят лампы и светильники.

В некоторых традициях во время представления обязательным элементом является занавес, который крепится к каким-либо элементам сцены либо поддерживается специальными людьми. Иногда манипуляции с занавесом являются составной частью танцевальной композиции[859]. Занавес – это покров Майи, который необходимо убрать, чтобы появилась возможность созерцать другую реальность.

Выход на сцену артиста или сутрадхары, как, собственно, и жреца у алтаря, означает появление фигуры посредника, который проведет зрителя в другой мир через образы и смыслы. При этом образы, которые зритель видит на сцене, должны быть узнаваемыми – такими же, что и в храме: у Шивы – трезубец в руке и полумесяц в волосах, у Кришны – флейта, у Муругана – копье, а Ганеша – с головой слона и с большим животом.

И древняя натья, и средневековый храмовый танец – это не столько номер, который исполнялся на освященной сцене или в храме, сколько номер, изображавший и представлявший богов. А боги должны «жить» в священном месте[860]. Именно поэтому после отмены института девадаси новая категория исполнителей поспешила превратить сцену в храм, учредив обычай устанавливать на сцене мурти божества.