История о двух влюблённых

Ждали любовники после первого свидания второй встречи. Был проулочек между домами Лукреции и ее соседа, теснее некуда, в котором, если ставить ноги на обе стены, легко было взобраться к окну Лукреции. Но подняться туда можно было лишь ночью. Менелаю надобно было отправиться в деревню и там заночевать; этого дня любовники ждали, как Сатурналий. Вот и отъезд. Сменив одежды, Эвриал втискивается в проулок; здесь у Менелая была конюшня, в которую, наученный Сосией, вошел Эвриал и там, пережидая ночь, спрятался в сене. Тут глядь — Дромон, второй Менелаев слуга, смотревший за конями, чтобы наполнить ясли, принялся брать сено из того угла, где Эвриал: он думал взять еще и проткнул бы Эвриала вилами, если б не появился Сосия, который, приметив опасность, говорит: «Дай, братец, я сделаю: я задам коням корму, а ты покамест поди глянь, готов ли нам ужин: надобно повеселиться, пока хозяина нет. Лучше нам с хозяйкою, чем с ним: она любезная и щедрая, а он — гневливый, крикливый, скупой, всем недовольный: не бывает нам добра, когда он рядом. Разве не видишь, как изнуряет наши животы неправедной мерой? Тот, кто сам никогда не сыт, — вон как он нас мучит голодом! Он не дает даже питаться плесневелыми кусками бурого хлеба, целый месяц заново подает вчерашнее рагу, селедку и соленых угрей переносит с одной трапезы на другую и пересчитанные былки порея помечает и запирает, чтоб мы не трогали! Горе тому, кто ищет богатства через такие муки. Что глупей жизни в нищете ради смерти в достатке? Сколь лучше наша госпожа, которая мало того что телятами нас кормит и нежными козлятами, так еще и курочек и дроздов подает, и отменного вина в достатке. Поди, Дромон, погляди, чтобы стол был вычищен». — «Об этом, — говорит Дромон, — я позабочусь; лучше я буду лощить столешницу, чем коней. Нашего господина я нынче отвез в деревню, чтоб ему пусто было, и ни слова он мне не молвил, кроме как вечером, когда отсылал меня с конями, велел передать госпоже, что этою ночью не вернется. Я рад, Сосия, что ты наконец возненавидел хозяйский нрав; я бы уж давно сменил господина, кабы госпожа меня не удерживала утренними гостинцами. Ох, не спать нам нынче ночью: давай-ка пить и есть, пока день не настанет. За месяц столько не сбережет наш господин, сколько мы за одним ужином спустим».

Слушал все это Эвриал с отрадой, за всем тем примечая повадки слуг и не сомневаясь, что то же и у него дома учиняется, стоит ему уйти; когда же Дромон удалился, он встал и сказал: «Какую же счастливую ночь, Сосия, проведу я благодаря тебе, сюда меня приведшему и так прилежно позаботившемуся, чтоб меня не обнаружили! Добрый ты человек: по справедливости я тебя люблю и неблагодарным не останусь». Настал условленный час: ликующий Эвриал, хотя и претерпевший две опасности, взбирается на стену, проникает в отворенное окно и находит Лукрецию, в ожидании его сидящую у очага, и на столе — приготовленную ею закуску. Узнав возлюбленного, женщина вскакивает, и он ее прижимает к груди. Тут ласки, тут и лобзанья; пускаются к Венере, развернув паруса, и утомленную киферейским плаваньем то Церера, то Вакх освежает.

Увы, сколь кратки утехи, сколь долги тревоги! лишь час блаженный прошел для Эвриала, как глядь — Сосия возвещает возвращение Менелая и радости разрушает. Устрашенный Эвриал порывается бежать, а Лукреция, спрятав столы, идет навстречу мужу и, приветствуя его приход, говорит: «О дорогой супруг! как хорошо, что ты вернулся: я-то уж думала, ты втянулся в сельские дела. Что ж ты, однако, так долго в деревне? Осторожней, как бы я чем не пропахла. Почему ты не остаешься дома? Зачем стараешься, чтоб я печалилась о твоем отсутствии? Всякий раз, что тебя нет, я боюсь за тебя: иногда страшусь, как бы ты не влюбился в кого-нибудь, — ведь есть же мужья, неверные женам, — и если хочешь меня избавить от этой боязни, никогда не спи вне дома. Без тебя мне ночь не мила. Но вот ужин готов, а после пойдем в постель». Были они в том зале, где домочадцы обыкновенно обедали, и Лукреция силилась задержать там мужа, пока Эвриал улучит возможность ускользнуть, чего ему нельзя было сделать без некоторой задержки. Но Менелай, уже поевший вне дома, торопился лечь в постель. Тогда Лукреция: «Ты любишь меня так мало, — говорит, — что не хочешь ужинать дома, со мною?

А я из-за того, что ты уехал, не ела целый день и не пила ничего. Пришли селяне из Розалии, принесли не знаю какого вина — говорят, что наилучшего треббиано: я от печали даже не пригубила, но теперь, коли ты здесь, пойдем, если угодно, в кладовую и попробуем вина — так ли оно сладко, как они сказали». С этими словами она взяла лампаду правою рукою, мужа — левою и спустилась в кладовую, и так долго пробуравливала то один, то другой бочонок и вместе с мужем отведывала вино, пока не сочла, что Эвриал выскользнул: тогда только она отправилась с мужем к ненавистному ложу. Эвриал же глубокою ночью воротился к себе.